Документ "Ж" (сборник)
Шрифт:
— Один-один, — потёр руки Лиминько, — будем ждать дальше.
Липози нервничал и кусал ноготь.
— Командир, надо применять химическое орудие, — сказал Секеч, — иначе они перестреляют нас, как куропаток!
— Применяй! — приказал Липози и натянул противогаз.
На опушку вынесли Вонючку Пью и уложили на станину.
— Газы! — скомандовал дедушка Секеч и с натугой выдернул из Пью чопик.
Над поляной начал со свистом стелиться пищевой газ двухмесячной давности. Повстанцы надвинули на лица самодельные респираторы и уткнули лица в землю. Полковник Автандил Курихара, пользуясь затишьем, юркнул
— Стучим потихоньку, — тихо сказал Автандил и ласково поцеловал Клоц в спину.
Связистка глубоко вздохнула и начала снимать сапоги. Автандил ей нравился, но в глубине души она тайно любила жилистого прапорщика Колотило, которого летом видела голым во время порки шпицрутенами.
Трясясь на связистке, Автандил первым уловил странный запах в комнате и сначала подумал, что это Клоц не выдержала нагрузки.
«Я — мужик», — с уважением к самому себе подумал Курихара, но тут вдруг обнаружил, что связистка Клоц перестала двигаться ему в унисон и, что самое страшное, не дышит. Полковник пощупал пульс связистки. «За что?» — с горечью подумал он и, натягивая противогаз, бросился в штабной блиндаж.
В штабном блиндаже согласно графику проходила политинформация на тему: «Гониния — планета контрастов».
Политинформацию читал замполит Невяжский, будучи в офицерском противогазе.
— Вы, что — поехали?! — завопил Курихара. — Отставить немедленно!
— «Таким образом, мы придём к победе коммунистического труда», — твёрдо закончил Невяжский, снял противогаз и сразу задохнулся.
Курихара побежал в наблюдательный пункт. По пути он обнаружил отравленных латышских стрелков, сибирских следопытов, венгерских гонведов и террористов из Хайфы. «Всё пропало — мы остались одни!» — прошептал полковник и заплакал. «Не плачь, Автандил, — вдруг раздался в наушниках голос генерала Лиминько, — иди к нам». Курихара пошатываясь вошёл в наблюдательный пункт и уткнулся в перископ. Над цистерной развевался флаг Гонинии — на белом фоне свиная сосиска с надписью «Мы — за мир!» Со всех сторон цистерны сидели повстанцы и жители города и делили поровну холодец, который тут же кушали.
— Можно снять противогазы, — сказал Процюк, спускаясь сверху. — Вонючка Пью сдулся.
— Почему? — недоверчиво спросил Автандил.
— Мёртвые не воняют, — ответил майор, перезаряжая бластер. — При помощи, этой штуки я запаял ему дырку для газа.
В это время над поляной загремел репродуктор:
— «Как вы понимаете, генерал, дальнейшее сопротивление бесполезно. Рекомендую организованно сдаться и понести заслуженное наказание. В противном случае, в связи с особой опасностью вашей банды, имею распоряжение живыми вас не брать. Стволы и пики — на снег. Выходите по одному!»
Лиминько мрачно оглядел оставшихся в живых. В живых остались майор Процюк, полковник Курихара, боец Ягодитский и группа душевнобольных, среди которых были маршал Баграмян, адмирал Канарис, батька Ангел, матрос Железняк, Маша Севастопольская, 28 бакинских комиссаров, пятеро с неба и 300 спартанцев.
Возглавлял всю эту бригаду тихопомешанный Иосиф Джугашвили, бывший военрук из Поти — Сосо Пипия.
— Липози, — крикнул в рупор Лиминько, — у тебя есть время покурить и отправить религиозный культ,
С этими словами генерал надвинул каску и приказал: «К штыковой атаке — будьте готовы!». — «Всегда готовы!» — печально ответил боец Ягодитский и застрелился.
— Вперёд, гвардейцы! — крикнул Лиминько и первым выскочил из окопа.
Из сборника последних мыслей генерала Лиминько:
1. «Трусы! Жалкие, омерзительные бздуны!»
2. «Смелого пуля боится, в смелого штык не войдёт».
3. «Разрыв селезёнки — прощайте, товарищи...»
Глава IX
Последняя мысль дедушки Секеча:
«Коротка кольчужка...»
Из записей в бортовом журнале атомолёта «Пионер Дубинин», сделанных майором Процюком по пути на Землю:
«Две недели в пути. Я в созвездии Ишиопагов. Понос не прекращается. Доктор-кибер — редкий пидар. Так держать!»
«Месяц позади. Съел последний тюбик «Мэри». Понос не утихает. Изнасиловал и сломал доктора-кибера. Этот неуч и взяточник поставил мне диагноз «Дизентерия». Мне ли не знать дизентерию? Силы на исходе».
Сел благополучно. По-моему, в Дебальцево. Впрочем, мне всё равно. К звездолёту идут люди, но не доплыть до люка. Воздуха осталось на три минуты. Интересно, мне дадут орден?..»
Генерал умирал. В этом не было ничего удивительного, так как следом за ним из окопа никто не выскочил и генерал побежал в атаку один, размахивая над головой офицерским палашом.
Навстречу ему, на предельной скорости, нёсся одноногий дедушка Секеч, потрясая шишковатой палкой из мангового дерева. Издали всё это напоминало бой Челубея с Пересветом.
Опытный в сабельном бою генерал первым же ударом отрубил Секечу единственную ногу на уровне средней трети бедра.
Старый партизан, однако, продолжал бегать вокруг генерала, опираясь на здоровую культю и выбирая момент для решающего удара. Лиминько несколько раз ткнул его шашкой в живот, повернулся к своим и хотел крикнуть «Виктория!», но тут умирающий Секеч из последних сил нанёс генералу такой удар по корпусу, что сломалась палица из железного манго. Для генерала, который 38 раз болел малярией, этого было более чем достаточно. Несгибаемый Лиминько взял под козырёк и гулко упал лицом вперёд.
Вот тут, наконец, войска умирающего гарнизона бросились в рукопашную. Войска повстанцев немедленно бросились навстречу, и начался кровавый бой, который позже вошёл в историю как «Битва при студне».
Майор по-пластунски подполз к генералу и влил в рот коньяк из фляги. Лиминько открыл голубые глаза, показал Процюку фигу, вздрогнул и затих. Процюк снял пилотку, выстрелил в небо и бросился в гущу боя в поисках предателя Наливайко.
Силы гарнизона таяли, как эскимо. Майор видел, как геройски сражался гигант Курихара, отбиваясь от аборигенов штакетником и велосипедной цепью. Уже заходя в лес, он заметил, как подкравшийся сзади боевик Минога рубит полковника в капусту обоюдоострой шинковкой.