Документы и воспоминания

Бермонт-Авалов П. Р.

Кроме того, генерал Гурко высылает из Берлина полковника Дурново на фронт "работать". Само собою разумеется, что Дурново введен в строй, и никаких других намерений поездке Дурново генерал Гурко не придает. Генерал сказал: "Полковник Авалов сам увидит, что сделать с Дурново".

Все того мнения, что Дурново зряшний человек. Пользы мало, шуму много. Просто -- фамилии ради для. Генерал Гурко сегодня выслал к Колчаку и Деникину сообщения о Западном фронте, в этих сообщениях между прочим указано, что армией остается командовать полковник князь Авалов. Кроме сего, генерал Гурко потребовал передать для фронта Колчака нашу программу монархистов-демократов, что мною и исполнено.

О том, что генерал Гурко

будет Верховным -- необходимо держать в полном секрете, дабы вся его работа Колчаку, Деникину и Юденичу не могла бы быть нарушена Антантой.

Посылаю это письмо отдельно с приказом прапорщику Гейсту в случае опасности -- письмо уничтожить.

Во всяком случае доношу Вашему Сиятельству, что генерал Гурко лично от меня потребовал не оглашать то, что я доношу Вам о его будущей роли. План экономического возрождения им совершенно одобрен, и он высказался очень одобрительно, что начнется этот план с Западного фронта -- границы с Германией.

Генерал Гурко сказал: "Это будет зерно будущей России".

Со своей стороны, счастлив доложить, что план этот одобрен всем консорциумом. Остается во главе этого дела поставить человека совершенно к этому и способного и имеющего доверие в России и в Германии. Таким является, по моему мнению, Оскар Федорович Гиллерт, бывший директор Дисконто-Гезельшафт136 и собственник заводов Эльрих и Ко, а также директор 28 заводов в Германии. Сейчас он работает с нами в полном контакте и председательствует на наших совещаниях с синдикатом.

А. Реммер.

Копия.

86. Рап

87. Реммер -- Бермонту-Авалову

29 октября 1919 г.

Дорогой и горячо любимый князь, Павел Михайлович.

Ты не можешь себе представить, что значит, когда все дело закончено и вдруг оно остановилось, потому что в газетах русских и немцев появилось объявление, что договоры с правительством Западной армии действительны только те, которые санкционированы: бароном Кноррингом, бароном Остен-Сакеном и Непорожным. Это объявление помещено было во всех немецких газетах и в "Голосе России". От кого оно исходило -- не знаю, но мой синдикат задал мне логический вопрос: "при чем же тогда Реммер". Пришлось мне убедить их всех, что эти объявления -- "утка", пущенная Антантой.

Но вот последнего удара я никак не ожидал. Приехал сюда Маврициус и заявил, что без согласия немцев-солдат, вернее немецких войск, договор заключен быть не может. Я уговорил Маврициуса никуда с этим договором своим не соваться, так как если немцы узнают, что командующий армией, заключающий с ними договор, связан обязательствами, то они, немцы, решительно откажутся от совершенно налаженного дела банка.

Но еще того хуже, если этот акт с немецкими войсками станет известен в Берлине и дойдет до Антанты. Я настоял перед Маврициусом, чтобы до внесения немцами 50 000 000 он нигде и никуда своих полномочий и договоров не совал бы. Но кое-кому он уже говорил, и вот я сижу у телефона, жду ответа Поппе, который вызван председателем синдиката по вопросу, как синдикат должен отнестись к тому, что помимо Реммера в Берлине находятся: Кнорринг, Остен-Сакен, Маврициус, Непорожный, Энгельгардт, фон Берг и другие -- имена неизвестны137, но все эти лица ведут переговоры и в тот момент, когда Реммер подпишет контракт с синдикатом, названные выше лица подпишут, может быть, тождественные договоры с другими консорциумами или обществами.

Что будет -- не знаю... Тем более, что все кричат о том, что появилось очень много лиц со всякими доверенностями и от командующего и от его правительства. Затем указывают, что неизвестно, что для кого обязательно: то ли правительство возглавляет Бермонта, то ли Бермонт возглавляет правительство. А тут еще латыши да Антанта.

Продолжаю дальше, я, В.М. Поппе, только что возвратившийся от представителя синдиката. Должен признаться, что никогда еще

я не чувствовал всю истину изречения: "Сохрани меня Господь от моих друзей, а с врагами я сам справлюсь". Когда я был в Митаве, мне ни одним словом не заикнулись о существовании договоров, заключенных с германскими войсками в Курляндии, несмотря на то, что граф Пален имел со мной разговор, длившийся более часа. Мало того: обязавшись 6 октября перед германскими войсками не заключать никаких договоров касательно лесов, железной дороги и телеграфа без согласия на то германских войск, при мне 17 октября отправили Ф.Ф. Нидермейера в Берлин заключать договор относительно железной дороги. Что же, спрашивается, это такое? Разве такого рода вещи допустимы? Умоляю Вас, дорогой, ненаглядный Павел Михайлович, положите конец всем этим невозможностям. Мне со страшным трудом удалось успокоить и убедить представителя синдиката, но я не ручаюсь, что это мне удастся сделать еще раз. Целую Вас крепко и кланяюсь низко. Глубокоуважающий Вас В. Поппе.

Продолжаю дальше. Только что кончил писать Поппе и приехал Барон Энгельгардт. Барон сообщил, что у поручика Бодика есть от Тебя ко мне письмо. Но ведь существует такой порядок: если командующий посылает письмо -- то оно держится в кармане командированного по несколько дней. Барон Энгельгардт очень удивился, что письмо это до сих пор не передано мне. И между прочим говорит, что это письмо очевидно послано мне с содержанием, которое сводится к тому, чтобы я немедленно выехал в Митаву и дал бы отчет в том, что я здесь сделал. Дело в том, что в пятницу (как заявил представитель синдиката г[осподи]ну Поппе только что) решительно заканчиваются условия выдачи нам 250 000 000. При подписании договора 50 миллионов, а остальные двумя сроками. Я еще не получил Твоего письма через Бодика и не знаю, когда получу. Но если верить бар[ону] Энгельгардту, письмо это требует моего возвращения в Митаву. Прошу телеграфно подтвердить, должен ли я все бросить и ехать или кончать здесь дело. Адрес мой: Моммзен штрассе No 45, А. Реммер.

Пока не получу телеграммы, я не решаютсь бросить дела. Если я уеду, все дело рухнет. Ведь приходится с утра до вечера подогревать, муссировать, вселять интересы и ликвидировать ежедневные сюрпризы из Митавы и со стороны Антанты.

Генерал Гурко заверил представителя синдиката господина Гартмана, что договор синдиката с Тобой -- это договор с представителем России. Поверь, что это стоило недели ужасной работы.

Всего не опишешь. Да и читать тебе, я думаю, нет времени. Ты сам в ужаснейших условиях. Поэтому-то Реммер и сидит здесь, чтобы вывести все на правильный путь.

А суда и следствия я не боюсь. Суд и следствие докажут, чего добился Реммер и на что только не шли митавские мои приятели, чтобы портить то, что мне с таким трудом удавалось.

Целую крепко, твой Андрей Реммер.

88. Директива Бермонта-Авалова военному губернатору г. Митавы

31 октября No 011.

Секретно.

Прошу при создании полицейских кадров обратить особое внимание на репутацию намеченных чинов, чтобы в кадры полиции не попали чины с дурной славой, так как только безупречная честность и деловитость чинов полиции даст мне возможность осуществить те начала, которые я изложил в воззвании "Всем жителям".

Я прошу Вас обратить внимание на то, что в городе распространяются слухи о всякого рода вымогательствах со стороны полиции, чинов контрразведки и т. д. и о широких кутежах чинов этих учреждений.

(Подпись) ком[андующий].

Копия

89. Полномочие Реммеру

Начальник Политического отдела Западной добровольческой армии Андрей Константинович Реммер настоящим уполномочивается на заключение договоров:

1) на открытие в Митаве частного Торгово-промышленного банка с основным капиталом в пятьдесят или более миллионов германских марок на условиях по его, А.К. Реммера, усмотрению;