Долбаные города
Шрифт:
— Год назад ты устроил мои похороны в психологическом центре.
— Со временем человек учится быть милосерднее. И я извинился.
— Ты извинился, потому что я обещала отрезать голову твоему отцу.
— У тебя были все шансы, он бы не сопротивлялся.
— Ты — хороший человек, Макс Шикарски, — сказала она. — Пошел ты, Макс Шикарски.
— Что?
— Я тебя бросаю.
— Мы встречались?
— Почти четыре часа.
— Тогда какого хрена ты меня бросаешь?
— Потому что ты уедешь, — сказала она, толкнула меня, да так сильно, что я чуть не упал, и прошла дальше,
— Здравствуйте! Мы сейчас садимся на автобус, через пять минут. И будем в Дуате через два часа. Если вы возьмете такси очень скоро, то вы будете там примерно тогда же. Но если не скоро, то мы вас подождем.
— Что, Макс?
— Бросайте вы своего мрачного культиста, солнышко! Я стану отличным отцом для Леви.
Миссис Гласс (или ей придется вернуться к девичьей фамилии?) вдруг засмеялась.
— У тебя есть родители, Макс, ты не забыл?
— Забыл. Это показатель моей самостоятельности.
Она хмыкнула.
— Шучу. Моя мама как раз где-то в Дуате. Но вы же не думаете, что это хорошая идея — остаться в Ахет-Атоне и дождаться возвращения мистера Гласса?
Она долго молчала. Вела, наверное, спор с самой собой, какой полагается порядочной женщине в эту сложную минуту.
— Я собираюсь, — сказала она. Леви смотрел на меня с удивлением, я показал ему большой палец.
— Все в порядке, — сказал я. — Затаимся на некоторое время.
Я вернул свой телефон Леви и повернулся к остальным. Они смотрели на меня так же удивленно. Все, кроме Лии. Эли сказал:
— В смысле?
— В том самом. Не думаю, что Леви полезно оставаться поблизости от отца. А в Дуате легче всего затеряться.
Вирсавия задумчиво кивнула, Саул пожал плечами, поморщившись от боли в руке, Рафаэль отвел взгляд, и я понял, что не только им грустно и тревожно.
— Я не врал, когда говорил, что так люблю вас, чуваки. Хотя мне было сложно признать, что в мире еще остались люди, достойные этого непростого чувства.
Я обнял Эли.
— Чувак, мы будем видеться, а если хочешь, то бросай своих стариков и приезжай к брату в Дуат. Все равно твоя карьера уже успешнее. Ты смелый, прекрасный и преданный друг. Калеву очень повезло, а ты не сделал ничего неправильного. Ты остался классным другом даже после его смерти. Это по-своему круто и очень готично. Тебе не за что себя винить, так что вдохни поглубже и найди себе психотерапевта, который скажет то же самое, но за бабло. Все будет хорошо, Эли, и однажды это пройдет. Тогда ты поймешь, что Калеву действительно с тобой повезло, а тебе с ним — нет.
Я отстранился, разглядывая его, глаза у Эли были печальные, но он улыбался. Я постарался запомнить его черты, белизну улыбки, это благодарно-недоуменное выражение на его лице. Дети очень быстро взрослеют, когда мы встретимся в следующий раз, он станет заметно старше.
Затем я обнял Вирсавию. Надо сказать, отстраняться мне не хотелось.
— Когда я буду владеть всеми мыслимыми и немыслимыми богатствами, велю моим маленьким слугам изменить
Она мне врезала. Я прижал руку к щеке, подмигнул ей.
— Спасибо, солнышко. Это унижение останется со мной надолго.
У нее были такие сияющие глаза, и стало совершенно неважно, что множество прядей выбилось из ее вечной, дурацкой прически. Она была совершеннейшей девушкой из всех.
Саула я обнял крепче, чем остальных, мне хотелось перед ним извиниться.
— Чувак, на самом деле шутки про приют — отстой. Но и приют — отстой, этого не отнять. Классно, что мы подружились. В смысле даже бесценно. Я хочу, чтобы это длилось долго, как мой секс с мамкой Леви, которую я вытащил из неудачного брака.
Саул криво улыбнулся. Я продемонстрировал ему руку со сведенными в вулканском жесте пальцами.
— Живи долго и процветай.
Саул ответил мне тем же жестом, а не таким, какого я ожидал. Я сказал:
— И мы оба кудрявые. С генетической точки зрения это значит больше, чем любое родство душ. Возможно, мы родственники.
— Но родства душ ты не отрицаешь? — спросил Саул.
— Не отрицаю, — ответил я. — Хотя полагаю, что ты станешь экотеррористом, и наши пути разойдутся.
Рафаэля я обнимать не стал. Он сам меня обнял.
— Все будет хорошо, — прошептал я. — Их всех однажды убьет какой-нибудь вирус, а тебя — нет, потому что ты не любишь выходить из дома.
Он засмеялся, похлопал меня по плечу. Лия сказала:
— Обниматься не будем.
— Не будем, — ответил я. — Но поцелуемся?
Она накинулась на меня, как долбаная дикая кошка, на этот раз Лия прокусила мне губу до крови. Я сказал:
— Ты подарила мне СПИД, Лия. Никто никогда не делал мне более личного подарка.
Она пристально смотрела на меня, и я сказал:
— А ведь у нас все могло бы получиться. Хотя бы по Скайпу. Я бы хотел посмотреть, как ты мастурбируешь.
— Мне тебя ударить?
— Такое мне нравится.
Я помолчал, мне стало так неловко, и я готов был покраснеть.
— Спасибо тебе. И за то, что не пришла на помощь, и за то, что пришла на помощь. Это было одинаково важно. И за пистолет в твоем рюкзаке. И за то, что ты хорошо пахнешь, хотя я этого не ожидал. И за потрясающую девушку, которую я целовал.
— Не за что, — сказала Лия и сплюнула мне под ноги. А потом все-таки меня обняла.
— Эй, Леви, не хочешь обняться с друзьями? Сказать что-нибудь важное?
Леви остался сидеть на остановке. Мой телефон он по привычке убрал в карман.
— Лучшие друзья навсегда, — сказал Леви. И я согласился:
— Лучшие друзья навсегда.
Тут случился самый сентиментальный момент моей жизни, во время которого мне, к тому же, отдавили обе ноги. Мы обнимались все вместе, пока не пришел автобус, а затем, как только заняли свои места, вдруг расхотели болтать. Наверное, потому что уже попрощались, и нарушать эту идиллию не хотелось. Я пустил Леви к окну, он посмотрел в него без интереса, потом повернулся ко мне.