Дольче вита по-русски
Шрифт:
– Володя, ты можешь позвонить своим коллегам в Беленькое?
– Если ты настаиваешь…
– Я не настаиваю, я прошу.
– Скажите своему приятелю, что я ему заплачу, – шепнула мне Краснощекова.
Мне не потребовалось материально стимулировать Кирьянова, он и так откликнулся на мою просьбу и обещал вскоре перезвонить.
– Ну что ж, Валерия Юрьевна, возможно, совсем скоро мы узнаем наверняка, ваш это муж или нет.
– Скорее бы все разрешилось! Я так устала от этой неопределенности… Давайте зайдем ко мне, попьем чайку.
– Давайте. Только я предпочитаю
– Нет проблем.
Оля все еще была в доме Краснощековой, убиралась на втором этаже. Валерия Юрьевна поднялась наверх и попросила ее накрыть на стол. Увидев, что я вернулась, Ольга покраснела как школьница, наябедничавшая директору на свою учительницу. Дальше – больше. Она то кофе проливала на стол, то ложку роняла на пол, в общем, сильно занервничала девушка. Это заметила не только я, но и ее хозяйка.
– Да что сегодня с тобой, дорогая моя? Если ты устала – скажи. Я тебя отпущу.
Прислуга отчаянно замахала руками, давая понять, что она полна сил и энергии. Когда Оля вновь поднялась на второй этаж, Валерия Юрьевна глубокомысленно заметила:
– Возможно, разгадка где-то рядом.
Краснощекова подозревает уже и свою домработницу! Это было очевидно, но она отнюдь не спешила обсуждать со мной эту тему. Мне показалось, что Валерия Юрьевна была бы рада обмануться. Не то, что в случаях с Осташкиной и Урюпиным. Откровенно говоря, я не понимала, за что она так ценит свою домработницу. Кофе, который та сварила, показался мне отвратительным. Зеркало, которое Ольга сегодня так старательно протирала, было все в разводах. Если постараться, то придраться можно было бы ко многим недоделкам с ее стороны.
Наконец позвонил Кирьянов. Чем дальше он говорил, тем больше я утверждалась в той мысли, что попала в плен собственных заблуждений и увлекла за собой и свою клиентку. Обстоятельства, которые до сих пор складывались в некую конструкцию, рассыпались в один момент.
– Татьяна Александровна, что с вами? Вы как-то изменились в лице, – заметила Краснощекова.
– Валерия Юрьевна, дело в том, что утопленник из Волги – не ваш муж.
– Не может быть! Ведь очень многие приметы совпадают – вставные зубы, шрам от аппендицита, родимое пятно на щиколотке… Я уже даже готова признать, что у него был вросший ноготь.
– Ваш муж умер по дороге в больницу, и его доставили прямо в морг?
– Да, к сожалению, это так. Могу себе представить, что там делали с ним эскулапы, как они распотрошили его!
Я тоже живо вообразила, как Шура Шильдиков сосредоточенно склоняется над трупом.
– Вот именно. Кроме рубца, свидетельствующего о вырезанной когда-то слепой кишке, на теле вашего мужа должны были иметься и другие швы, характерные для посмертной экспертизы. А у того утопленника, после того как с него сняли одежду, ничего подобного не нашли. Хотя смерть его наступила еще до того, как он оказался в воде. Простите, что ввела вас в заблуждение. Как говорил один поэт, гораздо проще найти ошибку, чем истину.
Краснощекова отнеслась к моей оплошности с пониманием.
– Ну как было не ухватиться за эту ниточку? – рассудила она и задумалась.
– Трудно сказать. Может, он дал наводку заинтересованному лицу и снабдил его ключами? Кстати, как фамилия Леонида?
– Николаевы они: и Леня, и Оля, и Николай… У меня страшно разболелась голова, хочу прилечь. Пойдемте, я вас провожу. – Мы вышли в прихожую. В качестве постскриптума Краснощекова добавила: – Татьяна Александровна, если вам удастся раскрутить это дело, мое вознаграждение будет очень щедрым! Надеюсь, что материальный стимул вам как-то поможет.
Если мне что-то и могло помочь, то это удача, которая, похоже, от меня отвернулась. А за деньги ее купить невозможно.
Я села в машину и поехала в центр. Проезжая мимо забора, за которым обреталось семейство Николаевых, я снизила скорость, а через три дома остановилась и вышла из машины. Уж очень мне захотелось как-нибудь заглянуть через забор.
– Ну и чего ты здесь, интересно, вынюхиваешь? – обратилась ко мне проходившая мимо тетка.
– Да я так, осматриваюсь, хочу здесь жилье на время снять. Мне сказали, что Николаевы вроде сдают комнату, – ляпнула я первое, что пришло мне в голову.
– Да кто ж тебе такую глупость сказал? Там народу, знаешь, сколько?
– Сколько?
– Много! Николай с женой и детьми, Олечка и Ленька. Всего шесть человек получается. А жилых комнат у них четыре. Вот и суди сама, есть ли там лишняя? Да и семья эта – не от мира сего. Набожные они очень. Кроме Ленечки. Тот – балбес балбесом, хотя с ушами и с языком. Старшие-то, они глухонемые… Да вон, сама Олечка идет. Хочешь, расспроси ее, она по губам понимает, – и тетка пошла своей дорогой.
Вот уж не думала, что Оля покинет дом Краснощековой сразу после моего ухода. Домработница тоже не ожидала меня здесь увидеть. Заметив меня, она понурила голову. Тем не менее, подойдя ко мне, она остановилась, бросила на меня вопросительно-испуганный взгляд и снова потупила взор.
– Оля, – я мягко взяла ее за руку, привлекая внимание девушки и вместе с тем демонстрируя свое позитивное расположение к ней, – я прочитала вашу записку. Она мне кое-что объяснила. Я обратила внимание, что поведение Валерии Юрьевны постоянно меняется. Она то очень возбужденная, то как будто в ступоре пребывает… Краснощекова скидывает с себя эмоции так, как обычно избавляются от неудобной одежды. Я все не могла понять, как ей это удается? Оказывается, все очень просто – она принимает лекарства.