Дольчино
Шрифт:
— Пути господни неисповедимы, — усмехнулся епископ. — Если бы послание ересиарха не встревожило Рим, не был бы объявлен крестовый поход, и лигу не удалось бы создать.
— Только страх, что мятеж распространится, заставил соседних государей прислать войска, — подтвердил Джакомо. — Теперь мы имеем трёхтысячную армию. Разгромив апостоликов, можно ударить и по гибеллинам.
— Без таранов и штурмовых лестниц Гаттинару быстро не возьмёшь, — заметил Симоне Колоббьяно. — Дольчино хорошо укрепил селение.
— Лумельский
— Но почему ваше преосвященство не позволили мне и Джакомо участвовать в походе? Или перестали доверять нам?
— Напротив, я слишком ценю вас… Хватит и того, что с Коккарелло ушёл Томазо. В это смутное время надо быть вместе. Город кишит врагами.
— Вы имеете в виду сторонников Тиццони?
— Есть более опасные противники, чем гибеллины, Симоне. Гораздо более опасные… Впрочем, отложим деловые беседы до завтра. На сегодня мы достаточно потрудились — торжественный молебен, сборы, проводы. В шестьдесят лет человеку не следует пренебрегать отдыхом.
10 марта, в ночь под святого Константина, в Гаттинару вернулись Лонгино Каттанео, Паоло и Джуффреди. Они привезли тревожную весть: крестоносная армия, насчитывающая более трёх тысяч пеших и конных солдат, выступила в поход.
В дом, где остановился Дольчино, были срочно вызваны старейшины братства и выборные от ближайших селений. Маленькая комната едва вмещала собравшихся. На длинном дощатом столе лежал план местности. Все взоры были устремлены на карту.
— Крестоносцы разделились на две колонны и движутся вдоль Сезии, — рассказывал Лонгино Каттанео. — Мы проехали лесом и опередили их почти на сутки.
— Хорошо, что вовремя предупредили. — Дольчино подошёл к столу. — Удалось ли выяснить, из кого состоят войска? И кто у них кондотьеры?
— По правому берегу под командой Коккарелло идут верчельцы. Они должны ударить со стороны монастыря Донна ди Радо. По левому — лумельский граф Филиппоне де Лангоски ведёт новарских рыцарей, швейцарцев и латников из Монферрато.
— С нами хотят покончить одним ударом, — усмехнулся кузнец Альберто.
— Если взять Гаттинару приступом не удастся, — продолжал Лонгино, — они собираются повести осаду до прибытия из Пьемонта стенобитных таранов. Епископ поклялся сровнять наши поселения с землёй и всех перевешать.
— Кто кого будет вешать, ещё неизвестно. — Вождь апостолов подозвал к себе Паоло. — Прежде всего не дадим им соединиться. Переправь часть людей на левый берег и хорошенько укрепись на месте сожжённого замка. Пока вы будете у Лангоски за плечами, граф не перейдёт Сезию. А ты, Лонгино, стань с отрядом на вершине холма против монастыря святой девы. Тогда верчельцы не решатся осаждать Гаттинару. Только не ввязывайтесь в открытый бой.
… На рассвете отряды Паоло и Лонгино Каттанео покинули селение. Сотни женщин, стариков, детей собрались у околицы провожать своих. С надеждой смотрели они вслед уходящим.
— Боже праведный, защити сыновей и отцов наших, — слышались слова молитв. — Помоги разбить слуг антихриста!
С длинными копьями, тяжёлыми арбалетами на плечах, в самодельных кольчужных рубахах и латах уходили братья. Навстречу под защиту стен уже спешили толпы беженцев. Слух о приближении крестоносного войска разнёсся по деревням. Крестьяне, вооружённые косами, вилами и топорами, присоединялись к гаттинарцам.
Весь день воины Паоло и Лонгино Каттанео укрепляли свои позиции. Среди обгоревших развалин романьянского замка и на крутом холме неподалёку от монастыря Донна ди Радо выросло два новых лагеря.
Расчёт Дольчино оправдался. Разделённая на две части армия католиков, подойдя к апостольским твердыням, не решилась на штурм. Отряды лумельского графа разбили палатки на холме против сожжённого замка. Верчельцы расположились у стен обители Донна ди Радо.
Тщетно солдаты и рыцари кружили перед укреплениями гаттинарцев и вызывали их на бой. Братья спокойно наблюдали за ними. Не вступая в открытые сражения, они изводили врагов неожиданными атаками и засадами. Нигде пришельцы не чувствовали себя в безопасности.
Через неделю крестоносцы остались почти без припасов. Внезапные ночные нападения лишили их большей части провианта, захваченного в Верчелли. С каждым днём солдатам приходилось рыскать всё дальше по деревням. И всё чаще окрестные крестьяне брались за топоры.
В квадратной парусиновой палатке, завернувшись в плащи, лежали на соломе несколько новарских латников. Слабый утренний свет проникал сквозь откинутый полог, озаряя осунувшиеся, давно не бритые лица.
— Слава богу, наконец-то светает, — прошептал один из них. — Днём можно хоть уснуть спокойно.
— Пять налётов за ночь — можно с ума спятить, — отозвался другой.
— Моли мадонну, Эдоардо, что уцелели. В отряде Умберто исчезли сразу восемь человек.
— Пресвятая богородица, клянусь, если вернусь домой — пожертвую всю добычу!
— Глупец, он ещё на что-то рассчитывает! С таким кондотьером, как Лангоски, мы сами скоро станем добычей.
— Зря хулишь графа, Джачинто, — вмешался в разговор пожилой латник, — Филиппоне дело знает. Без него нам пришлось бы хуже.
— Куда уж хуже, — проворчал Джачинто. — Сидим впроголодь… Ни жратвы, ни вина. Много ли так навоюешь?