Долг чести
Шрифт:
Мама Тимофея сказала:
– Такому таланту пропадать нельзя. Мы покупаем эту гитару. Тимофей, это будет подарок от нас отцом.
Когда женщины ушли в подсобное помещение, чтобы привести себя в порядок, мастер помог мне подобрать чехол для гитары, он сам их в магазин привез, и запасной комплект струн, я же медиаторы подобрал, пять штук, костяные. Потом насечки сделаю для удобного использования, а то пять минут наигрывал, и подушечки пальцев уже болят. Да и учился я играть именно с медиатором.
Сам мастер аж из Свердловска, тут он в командировке, своего мастера у магазина не было. Он же и пояснил, откуда гитара прибыла. Ее привез один из наших представителей торгпредства,
Покинули мы магазин в разном настроении. Я был доволен, витал в облаках, чехол с гитарой – сзади, за спиной, так, придерживая ремень, и шел. Мама следом с задумчивым видом шла, видимо, прикидывала, как отец отреагирует на непредвиденные траты.
Я не скажу, что они бедствовали, одеты прилично, но все же крупные траты обсуждали на семейном совете. Однако отец, когда пришел вечером, был вполне доволен, послушал песню «Крылатые качели» в моем исполнении и даже порадовался за покупку. Оставив гитару в номере, мы направились на ужин. В столовой я устроил такое же представление, признаваясь поварихе в любви, посетители посмеивались, но так, по-доброму.
– Тимофей, перестань, – пыталась приструнить меня мать, однако я еще не закончил.
– Мама, поверь, повариха с большой грудью – это лучшая спутница жизни: и вкусно готовит, и спать мягко. Пап, подтверди.
Тот машинально кивнул, не отрываясь от пельменей, и тут же отхватил затрещину от жены. Зал лежал, смеялись все. Однако и плюсы были: обе официантки вокруг меня так и вились, я получил самое свежее и вкусное. Наелся так, что с трудом вставал из-за стола.
Столовая закрывалась, она до полвосьмого работала, я отправил воздушный поцелуй поварихе, и мы направились в гостиницу. Сегодня отец пораньше с работы ушел, чтобы с нами побыть до отъезда. Завтра в девять утра самолет вылетает в Москву.
Я решил поговорить с ним:
– Пап, у тебя проблем из-за меня не будет?
– Да нет, все решили, даже байдарку списали, подарили геологам. Она там в лагере осталась. А так, конечно, пришлось понервничать.
– Да я не об этом, – отмахнулся я. – Кстати, нервничать будете в следующем году, когда я дикарем на Черное море на все лето уеду отдыхать. Тут другое.
– На Черное море? – удивился он. Видимо, мама ему об этом так и не сказала, надеясь, что само рассосется.
– Мама в курсе, вот и ты привыкай. Осознай, что меня все лето не будет. Так вот, я про награду. Пусть я молодой, как вы считаете, мало что понимаю, но сообразить, что тут жу-жу не спроста, вполне в состоянии. Не награждают так быстро, со всей бюрократией медаль я бы месяц ждал минимум, а тут семь дней – и готово. Так не бывает. Я местным властям не интересен, мальчик, которой выжил, а вот если к тебе, то интерес возможен. Подмаслить там или отвлечь отчего-то. Как бы не подставили тебя с этой проверкой.
Отец слушал меня с улыбкой, но при последних словах она пропала. Он нахмурился, уйдя в свои мысли, потом помрачнел и, извинившись, сказав, что прогуляться с нами он не сможет, быстро ушел в сторону местного общества геологов. Похоже, я натолкнул его на какую-то мысль.
Мы же до вечера гуляли по набережной реки и, вернувшись в гостиницу, обнаружили, что из запертого номера пропала гитара. Чехол с запасными
Вернувшуюся маму сопровождал заместитель директора гостиницы. Она тоже проверила вещи, все на месте, даже моя медаль в коробочке в вещах была. То есть кроме гитары ничего не пропало.
– У нас белье свежее, – указал я. – Когда на ужин уходили, его не было.
– Ой да, график изменился, мы вечером белье меняем. Видимо, у вас была дежурная по этажу, – подтвердила замдиректора.
Тут и наряд прибыл, мама заявление написала, и начали искать. Как выносили, не видели, а гитара приметная, значит, еще в здании, вот и проверили все номера. Дежурная по этажу была убедительной, она действительно не брала, даже подтвердила, что гитару видела, на кровати у меня лежала, красивая и черная, но она выходила и входила, белье уносила и приносила, дверь открыта была. Гитару нашли через три номера от нашего. Там два тела пьяных, храпели на кроватях, на столе – следы обильного застолья. Моя гитара была испачкана, грязными руками хватали, но целая.
– Мама, тебя сейчас будут убеждать забрать заявление, мол, пьяные и все такое. Не забирай. Это воровство и порча чужого имущества. Смотри, как они ее заляпали. У меня моральная травма.
Я заставил фотографа сделать снимок гитары, чтобы было видно, что порча была. Оба тела наряд забрал, нужно еще установить, кто крал. Гитару тоже забрали, это теперь вещдок, она и поможет по отпечаткам выявить виноватого. Если оба участвовали, то это уже отягчающее, кража в группе по предварительному сговору. Причем все это я говорил вслух. В общем, нас и оба невменяемых тела забрали в отдел милиции. Заявление написано, показания мы тут же на месте дали, их сняли с работников гостиницы. Теперь разбираться надо. Отправлять в отдел маму одну я не хотел, ее быстро уговорят отказаться от заявления, мол, бурильщики отдыхают, бес попутал, душа требовала музыки, ну и все такое. Когда мы дошли до райотдела, тут рядом, воров на машине уже привезли, я сказал на входе маме:
– Ты молчи, я сам говорить буду, а то быстро уговорят заявление забрать.
– Не думаю, у них тоже план есть.
– Это да. Но одно дело – пришлых по этапу отправлять, а другое дело – своих. Я узнавал у администратора, они в пригороде прописаны, их село рядом, а значит, свои.
Мы вошли в здание, нас сопроводили в кабинет дежурного опера, что занимался этим делом. Он и в гостинице был. У меня на рубашке медаль висела, новенькая, блестит еще, специально надел, и документ на нее при нас. Вздохнув, лейтенант, что и вел это дело, стал пояснять:
– Бурильщики, пять месяцев, две смены отработали. Отдыхали, их можно понять. Таких тут много…
В общем, к чему тот клонил, понять не трудно, поэтому я твердо сказал:
– Заявление забирать не будем. Понять вас тоже можно, но и меня вы поймите. Едва выжил в противостоянии с бандитами, получил психологическую травму, а тут раз – и обокрали. У меня есть психологическое отклонение, это вам любой психиатр подтвердит. Я очень трепетно отношусь к личному имуществу, и если кто его возьмет, тем более без спросу, готов довести ситуацию до членовредительства. Я очень не люблю, когда берут мое. А тут мало того что взяли, так еще и испортили ее. Нижняя струна просела, руками заляпали. Я по следам вижу следы от рассола квашенной капусты и салата под шубой. Так что нет, вор должен сидеть в тюрьме!.. М-м-м… Я сказал!