Долг и отвага. Рассказы о дипкурьерах
Шрифт:
Результатом этой нелепой выходки было то, что Л. М. Карахан, побыв короткое время в Варшаве, вернулся в Москву на свою прежнюю должность заместителя народного комиссара иностранных дел.
В конечном счете Пилсудскому пришлось отказаться от своих претензий, и у следующих советских полпредов он уже принимал верительные грамоты.
Другое проявление изощренной враждебности к нам со стороны пилсудчиков заключалось в том, что советскому полпредству в качестве служебного помещения было представлено здание «Хотеля Жимского» (гостиницы Рим) — за исключением первого этажа, в котором расположился ресторан. Вся хитрость состояла в том, что этот ресторан служил штаб-квартирой белоэмигрантской банды Бориса Савинкова. Таким
Пилсудчикам эта затея, по-видимому, казалась остроумной.
С одним из дипломатических курьеров — Робертом Грантом мне пришлось ехать в Соединенные Штаты Америки. Произошло это следующим образом.
В 1933 году по инициативе президента Соединенных Штатов Америки Франклина Д. Рузвельта в Вашингтоне состоялись переговоры, в которых Советское правительство было представлено народным комиссаром иностранных дел М. М. Литвиновым. В результате переговоров между обоими государствами были установлены нормальные дипломатические отношения. Первым советским полпредом в США был назначен А. А. Трояновский, одновременно были учреждены генеральные консульства СССР в Нью-Йорке и в Сан-Франциско.
Я занимал в то время должность заведующего одним из отделов Наркоминдела. В круг ведения этого отдела входили и отношения с США. В апреле 1934 года я был командирован в Вашингтон и Нью-Йорк для ознакомления с работой нашего полпредства и генконсульства. Это путешествие за океан я совершил в качестве «сопровождающего» дипломатического курьера Роберта Гранта.
1934 год был особенным. В предшествующем, 1933 году власть в Германии захватил Гитлер, что означало крушение Веймарской республики и установление ультрареакционной террористической диктатуры нацистов. Гитлеровцы, так же как и их единомышленники, итальянские фашисты, действуя нагло, почти открыто, провели ряд террористических актов за рубежом, «устраняя» тех политических деятелей, в которых они видели помеху своим агрессивным планам. За короткий период времени были убиты румынский премьер-министр Дука, австрийский канцлер Дольфус, король Югославии Александр, французский министр иностранных дел Луи Барту. Тогда же погиб при обстоятельствах, которые так и не были выяснены, бельгийский король Альберт, известный тем, что в первой мировой войне возглавил мужественное сопротивление бельгийцев германскому нашествию.
Нарастание фашистской угрозы вызывало в ряде стран Европы сознание необходимости объединения миролюбивых сил для борьбы с этой грозной опасностью. Советский Союз был приглашен вступить в Лигу наций и в качестве великой державы занять постоянное место в ее Совете — высшем исполнительном органе. В 1935 году в Москву приезжали английский министр Антони Иден и французский министр Пьер Лаваль. В том же году между СССР и Францией был подписан договор о взаимопомощи, по которому оба государства обязывались оказать друг другу помощь своими вооруженными силами в случае нападения на одну из них какой-либо третьей державы.
Значительное повышение интереса к Советскому Союзу чувствовалось и в Нью-Йорке и Вашингтоне. Будучи в США, я беседовал с американскими деятелями, в течение многих лет работавшими в тех или иных ролях на поприще внешней политики. В Нью-Йорке это были банкир Джеймс Уорберг, либерально настроенный и широко образованный человек, чьи статьи по вопросам политики привлекали внимание серьезных читателей, Армстронг Фиш, многолетний руководитель Совета по международным делам, самой крупной в США научной организации
В Вашингтоне моими собеседниками были сенатор Бора, председатель сенатской Комиссии по иностранным делам, живописный старик огромного роста с длинными седыми волосами, в течение ряда лет выступавший в сенате с требованием установления дипломатических отношений с СССР, и чиновники госдепартамента. Любезный прием был оказан заместителем государственного секретаря Моором и директором европейского отдела Келли, причем последний был известен своим не очень дружественным отношением к нашей стране. Атмосфера в Вашингтоне заметно менялась.
Как-то на завтраке, устроенном нашим полпредом Александром Антоновичем Трояновским, Моор и Келли сообщили, что президент Ф. Д. Рузвельт выразил желание принять меня на следующий день. Я ответил, что, хотя я прибыл только для ознакомления с условиями работы нашего представительства, буду очень рад возможности лично засвидетельствовать свое почтение президенту. Прием у Франклина Делано Рузвельта в его обширном кабинете в Белом доме прошел в любезной и неофициальной форме. Рузвельт тепло вспоминал о своих переговорах с М. М. Литвиновым, о котором отозвался с глубоким уважением.
Несмотря на любезный тон большинства встреч в США, чувствовалось, что в определенных кругах этой страны еще очень силен был дух изоляционизма. Суть этого «духа» применительно к нам в простых и даже грубых словах выразил один американский журналист: «Американским боссам хотелось бы, чтобы вы ввязались в войну с Японией или с Германией, а они бы уселись поудобнее в креслах, закурили свои сигары и поощряли вас возгласами: „Go on, boys!“ (Валяйте, ребята!)»
После десяти дней пребывания в США пришло время возвращаться домой. За те несколько недель, что мы провели с Робертом Грантом, я мог неоднократно убедиться в его высоких личных качествах. В прошлом рабочий, он был из тех латышских стрелков, которые отлично дрались вместе с русскими, украинцами и другими против белогвардейцев и иностранных интервентов в годы гражданской войны. Будучи самоучкой, он обладал солидной начитанностью, широким кругом интересов и по каждому вопросу имел свое мнение, которое высказывал свободно и веско, сохраняя в споре хладнокровие и никогда не теряясь. Он был для меня ценным чичероне в пути, поскольку для меня это была первая поездка за океан, тогда как он уже совершал этот рейс раньше и был знаком со всеми его особенностями.
Наше морское путешествие продолжалось пять суток, и оно могло бы быть довольно томительным, если принять во внимание, что наша «поклажа» лишала нас возможности свободно пользоваться всеми прелестями передвижения на трансокеанском лайнере. Один из нас всегда оставался в каюте, которую мы занимали вдвоем. Мы не выходили в пароходный ресторан, а совершали трапезы в каюте, куда нам приносили пищу.
В этих условиях мы, вероятно, могли бы смертельно прискучить друг другу. Но этого не случилось, наоборот, мы почувствовали себя в результате странствия друзьями, и в этом прежде всего заслуга Роберта Гранта, внимательного, тактичного, доброжелательного товарища-партийца, умного и интересного собеседника.
Вспоминая свою дипломатическую службу, я с удовольствием перебираю в памяти наших славных дипкурьеров, и на этих страницах мне хотелось познакомить читателя хоть с некоторыми из тех, кого я хорошо знал и любил.
Иван Михайлович Майский
Дипкурьер Шефер
Предо мной лежит небольшой красный билет, надорванный и сильно потрепанный, на обложке которого написано: «Бойцу Красной Гвардии и Красному Партизану», а внутри значится: «Предъявителю сего тов. Шеферу, Андрею Георгиевичу…»