Долг и отвага. Рассказы о дипкурьерах
Шрифт:
Баландин вошел в соседнюю комнату. Дежурный телефонист — рабочий парень — несколько раз крутнул [9] ручку разговорного аппарата и передал трубку.
Услышав ответ, Баландин назвал себя.
Дальнейшее происходило в кабинете Ленина.
Баландин слушал стоя — как военный, получающий боевой приказ.
Напутствуя дипкурьера, Владимир Ильич сказал, что ВЦИК и Совнарком постановили германские условия мира принять. Сообщение об этом с минуты на минуту будет передано по радио в Берлин. Но кроме того, ответ надо доставить в письменном виде. Баландин должен
9
Так в оригинале книги (прим. ocr).
Совершался один из самых крутых поворотов истории новой России и революции. Многим этот шаг казался безнадежным. «Принимать германские условия — да это же самоубийство!» — можно было слышать в те дни. Но когда Баландин увидел Ленина, всмотрелся в его лицо, в измученные бессонницей глаза, полные, однако, спокойствия, понял и почувствовал: Ленин верит в то, что в итоге принесет Советской России выигрыш, победу, а не поражение!
«Я стоял перед Лениным изумленный, не проронив ни слова, — вспоминал позже Баландин. — Больше всего меня поразило спокойствие, которое чувствовалось в нем… Он просто излагал, что я должен сделать в этот ответственный, напряженный момент…»
Баландин вернулся в комнату управления делами Совнаркома. Н. П. Горбунов вызвал машинистку, дал ей перепечатать какой-то листок, потом, когда она принесла, зашел в кабинет Ленина и, возвратившись, подал Баландину документ:
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Сим удостоверяется, что предъявитель сего мандата, Василий Баландин, уполномочен Советом Народных Комиссаров передать Германскому Верховному Командованию официальный ответ Русского Правительства на условия мира, предлагаемые Германским Правительством. Он же уполномачивается [10] принять официальный пакет от Германского Правительства, если таковой будет, для передачи его Русскому Правительству.
10
Так в оригинале книги (прим. ocr).
11
Впервые опубликовано в газете «Советская Россия» 1 января 1968 года.
Первый и второй экземпляры мандата были подписаны лично Владимиром Ильичем.
Распишитесь в получении, — сказал Горбунов и положил перед Баландиным копию удостоверения.
«Оригинал получил. В. Баландин. 24/II — 18 г.» — написал дипкурьер.
После этого Горбунов вручил Баландину запечатанный пакет с ответом Советского правительства. На копии этого документа дипкурьер тоже расписался.
Всего лишь сорок слов содержалось в ленинском документе. Но как много значили они! В них была сейчас судьба республики и революции!
Второй пакет вручил Василию Баландину главковерх Крыленко. Это было обращение
— В ваше распоряжение, — пояснил Крыленко дипкурьеру, — выделен специальный поезд и отряд матросов под командованием товарища Приходько. Матросы уже на Варшавском вокзале. Заезжайте на Мойку, договоритесь, чтобы вам дали переводчика, и сразу — на Варшавский! Помните: ни минуты промедления!
В Наркомате по военным делам Баландин обратился к Подвойскому.
— Да, задача… — проговорил Н. И. Подвойский. — Ни здесь, ни в генштабе надежного человека, знающего немецкий, мы, пожалуй, не найдем. Все старое офицерье. Свяжитесь лучше с моряками.
Но и в Адмиралтействе нужного человека в короткий срок не нашлось. Баландин решил ехать. В пути ведь наверняка встретятся штабы, солдатские комитеты.
…Варшавский вокзал. 24 февраля 1918 года. Десять часов утра. Экстренный поезд из одного вагона и паровоза отправляется на Лугу. По линии летят срочные телеграммы: «Экстренный „Б № 401“ пропускать вне очереди».
В Лугу прибыли около двух часов дня. Вокзал, железнодорожные пути были забиты войсками, отступавшими с фронта. А где сейчас фронт? Никто не знал. Баландин отправился к дежурному по станции, а коменданту поезда Приходько сказал:
— Приведите кого-либо из лиц командного состава, знающих немецкий. Обойдите эшелоны, наверняка найдутся.
По прямому проводу Баландин связался со станцией Струги-Белые. Путь до той станции — так сообщили — пока свободен, а что дальше — никто не знает.
— Вот, привел! — встретил его комендант поезда, когда Баландин возвратился в вагон.
На скамье сидели двое в грязных, потрепанных солдатских шинелях — заросшие окопники. Напуганные, они не понимали, за что, собственно, их арестовал матрос… Начали жаловаться:
— Сняли нас с эшелона и повели сюда. А что мы плохого сделали?
Первое, что пришло в голову Баландину: куда с такими «переводчиками» являться? Немцы примут за самозванца и даже не выслушают. И все же стал объяснять солдатам: нужны люди, знающие немецкий. Он, чрезвычайный курьер, едет с поручением товарища Ленина. Если у солдат есть хоть капля революционной совести…
Один из задержанных, начиная наконец понимать, в чем дело, веселеет:
— Совесть-то у нас есть. Но кроме еврейского и русского языка, никаких других не знаем! Ей-богу, не знаем.
— Как же быть? Вот чертовщина!
…Чем дальше от Луги, тем поезд идет медленней. На каждом полустанке задержки. Дорога однопутная. А встречные эшелоны рвутся напролом. Здесь хозяева уже не железнодорожники, а те, что стоят с пулеметами на паровозах.
— Как продвигается наш курьер? — Владимир Ильич требует точного доклада.
Вечером на стол Ленина ложится телеграмма: Поезд «Б № 401» с курьером в 18 часов 52 минуты проследовал станцию Серебрянка.
— Медленно. Принять меры! Требовать беспрепятственного продвижения!
Около восьми часов вечера экстренный с курьером прибыл на станцию Струги-Белые. Здесь Баландин узнал, что русские войска только что оставили Псков. Командование Северным фронтом следует с войсками. Оно находится в Торошино и пытается организовать оборону на новом рубеже. Штаб 12-й армии — здесь, на станции Струги-Белые.