Долг или страсть
Шрифт:
Но Алек и сам не знал. И даже согнулся, как от удара в живот: удивление было слишком велико. Но он тут же взял себя в руки и спокойно встретил взгляд Уэстлейка.
Да и откуда ему было знать? Он старался почти не общаться с семьей. Все считали, что он давно покинул Англию и сейчас находится на Цейлоне.
Горечь захлестнула его. Значит, отец умер молодым. Как и боялся сын, умер после бесплодной, бесполезной жизни пьяницы. Алек уехал из Шотландии, поссорившись с отцом и мачехой, которая стала главной причиной бегства. Алек возражал, когда отец начал распродавать земли, изменять древним обычаям, существовавшим
Он сжал подлокотники кресла, задетый тем, что Уэстлейк узнал обо всем раньше его.
Конечно, вряд ли это имело значение. Просто потому, что наследовать нечего, кроме бесполезного титула, обветшалого замка и горы долгов. С каждым новым поколением наследство все уменьшалось, словно клан был проклят и обречен на неудачи. Его прадед, зная, что грядет война, поставил на исход восстания якобитов, послав нескольких сыновей в лагерь роялистов, а остальных – в лагерь Красавчика принца Чарли. Битва и ее ужасные последствия уничтожили цвет клана вместе с лэрдом и семью из восьмерых прекрасных сыновей. В живых остался самый младший. Парнишка был вдали от дома, не принимал ничью сторону, и англичане позволили ему сохранить то малое, что осталось от Гленлорна. При жизни деда и отца Алека положение все ухудшалось, пока не остались лишь старые легенды о славе Макнабов, что звучали у дымных очагов в ветхих хижинах из уст людей в лохмотьях. Те истории, которые рассказывал отец маленькому Алеку. Но Алек ничего не мог изменить. Он по природе не вождь. Поэтому и покинул дом восемь лет назад, полный новых радужных планов. И проиграл. Он – лэрд Гленлорн? Его клан воистину проклят.
– Да, – сказал он в ответ на объявление графа, так обыденно, словно они обсуждали погоду, словно он знал, но ему было безразлично. Алек не собирался возвращаться в Шотландию, чтобы похоронить отца или принять титул. Правда, он хотел знать, как живут его сестры и члены клана, и сейчас почувствовал угрызения совести. Но тут же их отмел. Что он мог бы сделать, оставшись с родными? Только причинить лишнюю боль.
Он встретил вопрос в остром взгляде Уэстлейка с полным пренебрежением, безмолвно советуя графу не вмешиваться в его дела. Уэстлейк улыбнулся. Алек решил, что не должен удивляться осведомленности графа. Тот знал почти обо всем на свете.
– Собственно говоря, все случилось не так уж недавно. Почти год назад, – сообщил куратор.
Год?! Как же удалось выжить мачехе и сестрам?
Алек скрипнул зубами, но упрямо продолжал молчать, игнорируя вопросительно поднятые брови графа.
– Именно поэтому вы хотели меня видеть? Вы ничего не хотите похитить? Ни за кем не хотите проследить? – пробурчал он.
– Я получил письмо от графини Дивайн, – холодно усмехнулся граф.
– От кого?
Выразительные брови Уэстлейка снова дернулись, удивленно и с некоторым раздражением.
– Полагаю, это ваша мачеха.
– Деворгилла? – выпалил Алек.
– Похоже, она теперь называет себя графиней Дивайн.
В голове Алека зазвенели тревожные колокола. И дело было не только в смене имени, Деворгилла всегда обожала все английское. Она никогда
– Но, спрашивается, зачем ей писать вам? – удивился Алек. Деворгилла… Мачеха наверняка понятия не имеет, что Алек в Лондоне. Родные уверены, что он на Цейлоне, не так ли?
Он заерзал в кресле, обуреваемый знакомым чувством вины и собственного невезения.
– Она писала не мне, – покачал головой Уэстлейк. – Она писала человеку, ведающему вашими делами. Здесь, в Лондоне. Ричарду Уотерсу. Один из его слуг информирует меня об интересных случаях.
Алек нахмурился. Она хотела денег, возможно, отчаянно в них нуждалась. Но в этом он ей не помощник.
Он снова подумал о колье графини Брей. Интересно, сколько оно…
– Она хочет видеть вас мертвым, – бесстрастно продолжил Уэстлейк, словно Деворгилла просила Уотерса купить ей лент или отрез батиста.
Челюсть Алека отвисла:
– Мертвым?
– Поскольку вы пропадали почти семь необходимых для признания вас мертвым лет и не предъявили права на наследство или титул, она спрашивает, может ли Уотерс сообщить ей закон, который позволит официально объявить вас умершим, чтобы она могла завладеть вашим поместьем.
– Завладеть поместьем? Но там нечем владеть!
– Тем не менее она желает использовать все возможные средства, чтобы обеспечить достойным приданым своих трех дочерей: Меган, Алану и Сорчу.
Приданое. Конечно, девушкам нужно приданое, чтобы удачно выйти замуж. Он и не сообразил, что теперь это его долг.
– Она может это сделать? – спросил Алек.
Брови графа снова дрогнули, на этот раз обозначая веселость, если только Уэстлейку была знакома такая эмоция.
– Вы мне кажетесь вполне живым, Гленлорн, – ответил он, именуя Алека новым титулом. – Думаю, вы захотите сами отправиться на север и прояснить обстановку.
– Нет, – отрезал Алек.
Брови Уэстлейка взлетели почти к самым волосам.
– Нет?
Алек встал и принялся мерить шагами ковер:
– Я попрошу Уотерса послать ей письмо.
Но правильно ли это? Пусть он граф по праву, но понятия не имеет, как быть графом. Что он скажет Деворгилле, какие приказы отдаст, кроме того, что подтвердит свое земное существование?
Уэстлейк долго молчал. Словно что-то обдумывал.
– Говоря по правде, Гленлорн…
– С меня хватит просто «Макнаба», благодарю вас, – пробормотал Алек.
– Вы нужны мне в Шотландии. Или, по крайней мере, вдали от Лондона. Оказалось, что пропавшим письмом завладел лорд Брей, и меня заверили, что он знает правду. Вчера он отправил графиню в деревню и отказался от приглашения поужинать с принцем-регентом.
– Что это значит? – спросил Алек, который понятия не имел о содержании писем.
– Это значит, что больше мне ваши услуги не нужны.
Алек вцепился в спинку кресла так, что заскрипела кожа.
– Из-за единственной ошибки за семь лет?
Уэстлейк оставался спокойным – он никогда не терял самообладания:
– Не совсем, хотя я предупреждал вас, что в нашей работе ошибки не допускаются. Нет. Теперь у вас есть титул. Вы на виду, вы джентльмен. Кто-то может узнать вас, если вы начнете посещать приемы, которые допускаются вашим новым статусом.