Долг Лорда
Шрифт:
Сущность дракона, казалось, обрела чуть больше стабильности, и теперь в этом полупрозрачном тумане я мог хотя бы различить контуры его фигуры. Фактически, он выглядел примерно так, как можно было себе представить глядя на его останки. Угловатый и массивный, с не самой длинной шеей и по-настоящему огромными крыльями, дракон разительно отличался от Доу и тех своих сородичей, которых мне показывал Марек.
— Я никогда прежде не показывал кому-то свои воспоминания. И лично я не видел той войны…
— Если ты не умеешь, то хотя бы на словах скажи, что произошло. Мне… — Дракон чуть опустил голову. — … сложно соврать. Как и тебе.
— Но взамен я хочу услышать ответы на некоторые
Насколько я мог судить, состояние дракона стабилизировалось, и более ему не было необходимости сосредотачиваться лишь на поддержании своего существования. Почему я так решил? Из-за того, что поначалу его слова были едва слышны, а паузы между ними — растянуты. С течением времени же он восстановился, и к нынешнему моменту его речь стала неотличима от таковой у нормального человека. На дракона он не тянул, так как говорил вслух, и челюсти его при разговоре очень даже шевелились.
— Ты пробудил меня, но сделал это без надлежащей подготовки. — Мне послышался укор. — Из-за этого даже здесь просуществовать мне суждено недолго. Но я дам ответы, которые тебе нужны, если ты задашь правильные вопросы.
— Да будет так. — Кивнул я — и обезличенно пересказал события далёких лет, обобщив всё то, что было известно мне самому. Дракон внимательно слушал, с каждым моим словом становясь всё менее и менее величественным. Под конец же моей речи он и вовсе как будто уменьшился, жестом попросив остановиться. В исполнении дракона это выглядело оригинально, но вполне понятно. — …?
— Всё, что ты описал — всё это моя вина. Мир бы процветал и дальше, если бы не мои еретические идеи. Тысячи лет мир процветал, и столь быстро истлел… Могу я попросить тебя об одной эгоистичной вещи, демон, в чьих жилах течёт моя кровь?
— Восстановить канал? Я не буду делать этого самолично, но озабочусь тем, чтобы кто-то решил эту проблему. — Если поначалу он лишь чуть удивился тому, что мне известно, то после тоска начала застилать его взор. Но едва я закончил говорить, как он приободрился, а я отчётливо понял, что ему осталось очень и очень немного. Вопросы? Ха! Да он уже начал исчезать, так на какие вопросы он может успеть ответить? Но, по крайней мере, я смогу сделать так, чтобы тень легендарного дракона растворилась в вечности со спокойным сердцем. Так будет гораздо правильнее, чем задавать вопросы в тщетной надежде извлечь из этого пользу. — Ты не ошибался, отступая от предначертанного драконам пути. Твоё наследние не мертво — я оказался здесь лишь потому, что бестелесный осколок сознания одного из твоих потомков времён той далёкой войны пробудился ото сна и хочет восстановить канал. Если не получится у меня — то он обратится к кому-то другому из тех, в ком осталась твоя кровь. Ещё ничего не потеряно…
— Кроме миллионов душ, обратившихся в ничто. Я оценил твоё желание избавить меня от груза ответственности за содеянное, но… скажи, как меня называют те, кто обо мне помнит?
— Предок… или дракон-предатель. — Пространство души. Врать бессмысленно, да и не совсем правильно, раз уж он, тот, чьего имени я так и не узнал, столь легко распознал моё желание. — Я очень долго ничего не слышал о драконах. Прошло много лет, и после катастрофы они не стремились выходить на контакт с пережившими её разумными.
— Сама моя раса была предана забвению… Как иронично! — Дракон, видимо, всё-таки что-то чувствовавший в физическом плане, опустился на пол. — Борясь за её возвышение, я стал причиной её исчезновения. Я чувствую лишь одного оставшегося в живых дракона… Одного! А когда-то нас были тысячи…
Пребывай я в физическом теле, то, определённо, поперхнулся бы — вот так, совершенно неожиданно узнать,
Тем временем дракон, от которого остался один лишь торс, передние лапы и голова, продолжал говорить:
— Я не хотел обманывать тебя, исчезнув столь быстро. Позволь мне коснуться твоего сознания и передать тебе частицу своего былого могущества. Это поможет тебе обрести власть над силой крови моего рода — то, без чего тебе никак не восстановить канал. — Дракон вытянул вперёд лапу и, оттопырив коготь, упёр его в белоснежную часть пола гигантской шахматной доски — неизменной части моего пространства души. — Не отказывайся; ведь если бы мой род сохранил силу, что требуется для этого, то канал уже был бы восстановлен. Но это не так. И уж лучше я сам подарю шанс тебе и уверенность — себе, чем полностью положусь на своих потомков…
— Скажи… Ты уверен в том, что кроме одного дракона более их нет?
— Лишь эхо мук умирающих наполняет нашу связь. Они пали, и пали совсем недавно. Сосредоточься, демон. Я не хочу, чтобы мой дар стал твоим проклятьем.
От упёршегося в пол когтя начали расходиться едва заметные волны, а я почувствовал… изменения. Не душа, но тело начало перестраиваться под новые реалии, впуская в себя с одной стороны нечто постороннее, но с другой — сразу нашедшее своё место, которое существовало всегда, да только я его до этого момента не замечал.
Крошечная крупица энергии дракона, которую он сумел сохранить, пронеся через смерть, послужила катализатором и ускорила те процессы, которые в нормальных условиях могли и вовсе никогда не выйти из начальной фазы.
— Ты не станешь драконом, как и не обретёшь даже блеклого подобия моих сил. Я дарую тебе не могущество, а ключ, с помощью которого ты сумеешь добраться до канала. И этим… — В одно короткое мгновение тень дракона сжалась в крошечную точку, впившуюся в пол и исчезнувшую. Всё, что осталось — лишь тихий и спокойный голос, эхом разносящийся вокруг. — … я вверяю тебе свои надежды. Не подведи…
Всё то, что осталось от дракона взмыло ввысь и растворилось среди облаков моего внутреннего мирка, а на моё физическое тело накатывал сон. Оставалось лишь обрадоваться собственной предусмотрительности и тому, что окружающие горы не кишели жизнью. По крайней мере, я нахожусь под защитой своих барьеров…
Да, барьеров…
Глава 9. Переменчивость. Часть I
Глаза я открыл отнюдь не по своему желанию — просто спокойно спать, когда по лицу хлещет самый настоящий ливень было довольно проблематично. Но недовольным я был лишь до тех пор, пока не осознал где, когда и после чего сплю. И первым делом я, как бы странно это ни было, посмотрел на свои руки — самые обыкновенные, такие, к каким я и привык. Следующим шагом стало создание перед собой отражающей ледяной поверхности, и вот тут-то я запаниковал.