Долгая полночь
Шрифт:
Жанна молчала.
– Люди – настоящие обманщики, – продолжал Азазель. – Мясник обвешивает покупателя. Покупатель даёт ему фальшивую монету. Жена плетёт мужу, что была на литургии, а не скакала верхом на любовнике. Муж утаивает от неё, как развлекался вчера со служанкой. Священники врут прихожанам, чтобы те не скупились на подаяние, а сами набивают животы. Даже короли обманывают друг друга, и всё ради эфемерной, проходящей власти. Разве это не гнусно, колдунья? Я – один из немногих в этом мире, кто никогда не нарушает слова. Но иногда случается так,
– Почему же ты наказываешь сыновей, а не отца? – проронила Жанна.
– Потому что отец, увы, слишком быстро умер, – вздохнул Азазель. – В какой-то мере это и была расплата, но слишком уж скудная. Я ненавижу обманщиков. А ведь одна ложь тянет за собой другую. Ланс д’Олерон не посмел рассказать миру правду и лгал, выставляя себя благородным рыцарем. Его сыновья и внуки подхватили эту ложь...
– Я знаю это, демон. И то, что случилось на самом деле.
– Знаешь? – он бросил на неё быстрый взгляд. – Ой ли... Возможно. Это благодаря мне его род не прервался, а пошёл дальше, получив кровь одного из благородных семейств Франции. И теперь я отомщу братьям д’Олерон за бесчестье, за их ложь, и будь уверена, теперь уж добьюсь своего.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Чтобы ты могла хоть немного меня понять, моя маленькая Изгоняющая. Ты ведь раскрыла сейчас передо мной душу – будет несправедливо, если я не сделаю того же в ответ. Ты считаешь, что я – нечистая сущность, адский цербер, издевающийся над людьми. Возможно, это и так. Но люди всегда сами соглашаются на мои сделки. Я никогда не принуждаю их. О-о, быть может, они тешат себя надеждой, что это лишь слова, что можно получить своё даром – но увы, они ошибаются. Ланс был не таков. Он знал заранее, что делать, и я восхищён его поступком. Восхищён не меньше, чем обозлён.
– Но тогда почему...
– Все просто, Изгоняющая. Я уже пытался убрать тебя с пути несколько раз. Сначала я призвал накера – но твой шотландец успел убить его. Потом были стражники. Людские слуги... их ты тоже убила. Ты развеяла Вирлуве, и мне пришлось искать нового слугу. Что же... тобою я тоже восхищаюсь. Ты вполне заслуживаешь этого.
– Почему ты не мог убить меня сам? – не выдержала Жанна.
– Мне не дана такая власть.
– Ты так легко входишь в святой храм, надеваешь рясу, говоришь о Боге – и не можешь убивать? Почему?
– Потому что я родился раньше, чем иудеи придумали Бога-отца, и мой земной срок насчитывал тысячи лет, когда они распяли Бога-сына. Крест опасен лишь сущностям, порождённым христианской верой, я же – существо иное. Что до твоего вопроса об убийстве... Давным-давно, когда ещё при жизни я ступал по пескам Египта, я хотел стать бессмертным. Мне это, как видишь, удалось. Я стал демоном пустыни. Но демоны – не люди. Их сила велика, но ограничена.
– Не понимаю!
– Тогда просто оставь и прими мой ответ.
– А братья д’Олерон? Почему ты натравил убийц на меня?
– Как это похоже на людей! – расхохотался демон. –
– Мне трудно этому поверить, – выдавила Жанна.
Он вздохнул.
– Тогда думай, Изгоняющая. Ты умна. Тебя сложно убить. А раз так, я буду действовать по-иному. Ты сослужишь мне отличную службу, ты и твои желания... Во имя Отца, Сына и Святого духа, отпускаю тебе грехи, дитя. А теперь иди и не греши.
Жанна отпрянула от окошка и опрометью вылетела из кабинки. Служка проводил её угрюмым взглядом.
Демон. Она говорила с демоном – с тварью, стоящей на одной ступени с божьими ангелами. Но ангелов она никогда не видела, только их слуг. Полно, да существуют ли они?
Я не с-слуга демона ш-шизни, Ис-сгоняющая, – шипела змея Рафаила.
Нет никакого Бога, милая Жанна, – говорил Азазель.
Одного из демонов она уже видела. А Бог так и не проявил себя. Ни он, ни его слуги.
– Миледи? – услышала она и вдруг поняла, что лежит у себя в кровати, укрытая одеялом, а за окном начинает светать. – Нам пора.
– Эвен, – выдавила колдунья. – Я ходила вчера в церковь?
Телохранитель немного помедлил, прежде чем ответить.
– Да. Вы исповедались, вернулись домой и легли спать.
– Тогда всё нормально, – прошептала Жанна. – Это просто... просто дурацкое видение...
Нет никакого Бога, милая Жанна, – снова сказал Азазель.
– Уходим, – стараясь придать голосу твёрдость, бросила колдунья. – Теперь так уж точно.
Колдунья принялась одеваться. Натянула платье для верховой езды, и возникший рядом Эвен застегнул пряжку пояса. Вонзила ступни в надоевшие до смерти сапоги и поставила ногу на стул, позволяя Эвену зашнуровать обувь. Пальцы его двигались чётко, уверенно, как и вчера, и неделю назад. Эвен давно уже привык помогать колдунье одеваться.
А та попыталась выбросить из головы случившееся на исповеди.
Первым препятствием на пути к свободе стал английский конюх, принявшийся задавать неудобные вопросы – но после того, как Жанна пообещала прибить его на месте, он стушевался и даже принялся помогать. Следовало спешить – вряд ли отъезд колдуньи останется тайным долго.
Улица встретила её восходящим солнцем и привычным уже запахом гари, который, казалось, навсегда въелся в кожу и ткань платья. Больше всего на свете Жанна хотела сейчас искупаться – но у неё были дела поважнее, и помыться она сможет разве что в ближайшей реке, когда между колдуньей и городом пролягут несколько льё.