Долгая прогулка
Шрифт:
— И как это было? — спросил Макврайс. Голос его стал как будто моложе.
— Тебе не хочется знать, — ответил Стеббинс.
— Я же спросил, правда?
Стеббинс не ответил. Теперь он казался Гаррати интереснее, чем когда-либо. Стеббинс не выдыхался. Он не выказывал никаких признаков изнеможения. Он шел, ни на что не жалуясь, и с самого старта не получил ни одного предупреждения.
— Так как же это выглядело? — услышал он собственный голос.
— Я видел конец Прогулки четыре года назад, — сказал Стеббинс. — Мне было тринадцать лет. Все закончилось примерно в шестнадцати милях после
— Чем твой отец занимается? — спросил Гаррати.
— Служит в Сопровождении. Он все точно рассчитал. Мне не пришлось никуда идти. Прогулка закончилась на моих глазах.
— Что произошло? — негромко спросил Олсон.
— Я услышал их прежде, чем увидел. Все зрители их слышали. Это было похоже на накатывающую на нас звуковую волну. А в поле зрения они оказались только через час. Они не смотрели на толпу, ни тот, ни другой. Мне показалось, они даже не знали, что на них смотрят. Смотрели они только на дорогу. Их как будто распяли, а потом сняли с крестов и велели идти, не вынув гвозди из подошв.
Теперь уже все слушали рассказ Стеббинса. Ужас накрыл их всех, и все молчали.
— Толпа кричала так, как если бы они были в состоянии слышать приветствия. Одни выкрикивали имя одного пацана, другие — второго, но на самом деле можно было расслышать только Вперед… Вперед… Вперед. Меня сжали со всех сторон так, что я не мог пошевелиться. Один парень рядом со мной обмочился, или у него случился оргазм, трудно сказать.
Они прошли мимо меня. Один — высокий блондин в расстегнутой рубахе. Одна подошва у него оторвалась или отклеилась и шлепала по дороге. А второй вообще шел босиком. Носки его кончались у щиколоток. Нижняя часть… ну, стерлась в дороге, понимаете? Ступни у него были малиновые. По-моему, он их уже не чувствовал. Может, их можно было бы потом вылечить. Может быть.
— Перестань. Бога ради перестань. — Макврайс. Судя по голосу, ему стало плохо.
— Ты сам хотел знать, — почти сердечно отозвался Стеббинс. — По-моему, ты сам так говорил?
Никакого ответа. Мотор автофургона взвыл, машина набрала скорость, и кто-то впереди получил предупреждение.
— Проиграл высокий блондин. Я все видел. Они только чуть-чуть отошли от меня. Он выбросил вверх обе руки — как Супермен. Только он не взлетел, а упал вниз лицом и через тридцать секунд получил билет, потому что у него уже было три. У обоих было по три.
Толпа начала вопить. Все вопили и вопили, а потом заметили, что тот парень, который победил, пытается что-то сказать. Все замолчали. Он упал на колени, как перед молитвой, но он не молился, он просто плакал. А потом он пополз на коленях к блондину, прикрыл ему лицо полой его же рубашки. А потом он заговорил, но мы ничего не услышали. Он что-то говорил блондину в рубашке. Он разговаривал с мертвым. К нему подошли солдаты, объявили ему, что он выиграл Приз, и спросили,
— И что он сказал? — спросил Гаррати. Ему пришло в голову, что, задав этот вопрос, он поставил на карту жизнь.
— Ничего он им тогда не сказал, — ответил Стеббинс. — Он разговаривал с мертвым. Рассказывал ему что-то, но нам ничего не было слышно.
— А что было потом? — спросил Пирсон.
— Не помню, — отстраненно ответил Стеббинс.
Больше никто не сказал ни слова. Гаррати почувствовал приступ паники, как если бы он застрял в узкой подземной шахте и не мог выбраться. Впереди кто-то получил третье предупреждение и в отчаянии что-то прокричал, как будто прокаркал. «Господи, не допусти, чтобы сейчас кого-нибудь застрелили, — взмолился про себя Гаррати. — Я сойду с ума, если сейчас услышу выстрелы. Прошу Тебя, Боже, прошу Тебя».
Через несколько минут в ночи разнесся звук смертоносных выстрелов. Пришел черед невысокого мальчишки в свободной красно-белой шерстяной футболке. Сначала Гаррати подумал, что матери Перси больше не придется беспокоиться о сыне, но погиб не Перси. Куинси или Квентин — что-то в этом духе.
Гаррати не сошел с ума. Он повернул голову, чтобы обругать Стеббинса — скажем, спросить его, как он себя чувствует после того, как внушил парню такой ужас в его последние минуты, но Стеббинса уже не было рядом, он занял свою привычную позицию.
Они шли вперед — девяносто человек.
Глава 5
Ты не сказал правду, поэтому придется тебе отвечать за последствия.
В девять часов сорок минут вечера, бесконечного вечера первого мая, Гаррати избавился от одного из двух предупреждений. После парня в футболке еще двое Идущих получили билеты. Гаррати почти не обратил на это внимания. Он тщательно исследовал самого себя.
Одна голова; в ней наблюдается некоторый беспорядок и разброд мыслей, но в целом она в неплохом состоянии. Одна шея, затекшая. Две руки, с ними нет проблем. Один корпус, с ним тоже порядок, если не считать ноющего ощущения в желудке, не вполне удовлетворенном пищевыми концентратами. Две чертовски усталые ноги. Мускулы болят. Он спросил себя, как долго эти ноги выдержат его вес самостоятельно, как долго мозгу не придется кричать на них, наказывать их, заставлять работать сверх всяких разумных пределов, чтобы в его теле не застряли пули. Как скоро эти ноги сведет судорога, после чего они подогнутся, откажутся служить и наконец прекратят борьбу и остановятся.
Ноги устали, но пока они как будто еще в приличной форме.
Две ступни. Болят. Они пострадали больше всего, нет смысла отрицать это. Он крупный парень. При каждом шаге с одной ступни на другую переносится сто шестьдесят фунтов веса. Болят подошвы. Время от времени их пронзает стреляющая боль. Большой палец на левой ноге прорвал носок (он вспомнил рассказ Стеббинса, и ползучий ужас проник в мозг) и неприятно трется о туфлю. И все-таки эти ступни действуют, на них до сих пор нет волдырей, и он чувствует, что его ступни пока также в очень неплохом состоянии.