Долгая зима
Шрифт:
Эндрю допил виски.
– Как скоро я и моя… невеста сможем выбраться из этой лачуги?
– Прямо сейчас. Пока не подыщете квартиру, поживете в отеле.
– Она работает уборщицей в больнице. Может быть?..
– Мы заедем за ней, как только выйдем отсюда. Потом вы сможете забрать из хижины все необходимое.
Эндрю помолчал и выговорил:
– Если я не поостерегусь, вам не миновать смущения.
Прямо не знаю, как…
Абониту залпом осушил рюмку.
– Давайте возьмем такси, Эндрю, – предложил он.
Глава 4
Прожив неделю в гостинице, они переехали в роскошную квартиру
Приходилось только удивляться, до чего быстро забылись недавние лишения и как запросто человек способен привыкнуть к комфортабельной жизни. Эндрю многое напоминало теперь былые времена: вокруг снова звучал прежний жаргон, он занимался знакомым делом, слышал все те же высказывания и шуточки. Он обнаружил, что в здешнем телевизионном мире публика делится на два класса: на одних, обладавших настоящими способностями, держалось буквально все – к ним принадлежал Абониту; другие же просто получали зарплату и делали вид, что в чем-то смыслят. Однако и в этом не было ничего нового.
Мадлен и он быстро оказались в знакомом кругу. Возможно, их приняли за своих слишком поспешно и нарочито, однако искренность чувств новых приятелей не вызывала сомнений. Кое-какие нюансы не могли не вызывать протеста, но без этого не обходится в любом обществе, так что со временем они перестали их замечать.
Зато сколько удовольствия доставляло им открывать для себя заново чудеса комфорта и маленькой роскоши! Зарплата Эндрю была очень высокой даже по прежним стандартам, а в суматошном лагосском обществе, изнанкой которого оставалась нищета и дремучее невежество, деньги значили буквально все. В городе постоянно открывались новые рестораны, где готовили лучшие европейские повара и где можно было поесть ничуть не хуже, чем когда-то в Лондоне; хотя опасность войны с Южно-Африканским Союзом была излюбленной темой газет и телепередач, перебоев с южноафриканскими винами не наблюдалось. Раньше Эндрю не знал их вкуса, но теперь начинал в них разбираться. Дождливый сезон остался позади, небо очистилось от туч; однако кондиционеры, мирно жужжавшие у них в квартире, на студии и повсюду, где им доводилось бывать, спасали от жары. К их услугам были бесконечные пляжи с мельчайшим белым песком и гольф с утра пораньше или под вечер, когда спадала жара. Но главное удовольствие состояло в том, что Эндрю снова занимался знакомым делом, а также во взаимопонимании с Абониту, который, считаясь его начальником, неизменно прислушивался к его мнению.
О лучшей жизни трудно было мечтать.
Однажды на нее попробовала посягнуть Кэрол. Она позвонила в студию, и они договорились о встрече в том же баре, где состоялась знаменательная беседа Эндрю с Абониту. Кэрол дожидалась его за столиком, теребя тонкую сетчатую перчатку. Она улыбнулась, увидев, что Эндрю протягивает ей руку.
– Как странно – выходит, мы с тобой здороваемся за руку?
– Странно? Пожалуй, отчасти. Что будешь пить, Кэрол?
– Ты можешь раскошелиться на «Дюбоннэ»? Настоящий! У них еще осталось несколько бутылок.
– Разумеется. С джином?
– Нет. Я теперь избегаю крепких напитков. Энди, я так рада, что у тебя снова все в порядке! Не могу выразить, какое это облегчение!
– Как ты об этом узнала?
– Видела твою фамилию в титрах. Я не слишком часто смотрю здешнее телевидение, но в тот вечер мне нечем было заняться. Программа «Ежедневно», ассистент
– Выходит, что так. Ты знала, что раньше дела шли… несколько хуже?
Она помолчала и облизнула губы.
– Твое письмо? Нет, я не знала всего.
Он ничего не говорил, ожидая продолжения.
– Когда на экране появилось твое имя, я была с моим боссом и все ему рассказала. Тогда он и признался, что было это письмо. Он его читал.
– Оно было направлено в его офис, но адресовано-то тебе! Он вскрыл его – и утаил?
– Мой босс – странный человек, Энди. В чем-то приятный, в чем-то – не слишком. У него есть диктаторские наклонности. Кроме того, он ревнив.
– Я говорил с его женой, – сказал Эндрю. – Очень милая женщина. Я испытал к ней большую симпатию.
– Как и я. – Кэрол нетерпеливым жестом отложила дымящуюся сигарету. – Ты считаешь, что я наслаждаюсь всем этим?
– Так мне представлялось. Но я не слишком усердно размышлял на эту тему.
– Возможно, я бывала неразборчивой и все же никогда раньше не продавалась. Однако тут у меня не оказалось выбора. Мне приходилось заботиться о мальчиках.
– Ты могла бы открыть магазин; ты же предлагала поступить так Мадлен и мне. У тебя были кое-какие деньги.
– Ты не представляешь себе, что это такое – очутиться здесь совершенно одной. Первую неделю я просидела с мальчиками в гостинице, наблюдая, как тают мои денежки, и соображая, что значит быть белой в Африке. Мужчины все время делали мне откровенные намеки. Я была одинокой и напуганной. Не знала ни единой души. Я подумывала о магазине одежды и даже сходила на него взглянуть, но мне показалось, что человек, который водил меня по залу, – отпетый жулик. Мне было страшно принять хоть какое-то решение.
Эндрю молчал, отлично понимая, о чем она толкует. За нее всегда все делали мужчины – милые, ласковые мужчины в милом, ласковом мире. У нее было два старших брата и готовый для дочки на все папаша.
– Мы встретились случайно, – продолжала Кэрол, – и он был со мной очень добр. Это он умеет. Я испытывала к нему благодарность. Это он поместил мальчиков в школу.
Заплатив за обучение вперед, между прочим.
– Щедро, – заметил Эндрю, – даже расточительно.
Она взглянула на него и примолкла; разговор оборвался.
Эндрю не стал его возобновлять. Когда она полезла было в сумочку за новой сигаретой, он вынул собственную пачку и подал ей. Она быстро прикурила от протянутой им зажигалки и потянулась губами к огню, как будто собираясь его задуть. Это было началом старой, знакомой обоим игры, и Эндрю знал, что она делает это преднамеренно. Кэрол откинулась в кресле, и он убрал зажигалку.
– Ты все еще с Мадлен? – резко спросила она.
– Да.
– Когда мы встретились в последний раз, я подумала, уж не влюбился ли ты в нее. Что-то в этом роде…
– Да, – повторил Эндрю. – Что-то в этом роде.
– Что же будет, когда нагрянет Дэвид?
– Пускай решает Мадлен. Разве твои претензии на него не обоснованнее?
– Никаких претензий – с обеих сторон.
– У тебя есть новости от него?
– Нет. Адекема возражал. Я не стала отвечать на его письма.
– Думаю, Дэвид поймет. По натуре он – прагматик.
Разве не это привлекло тебя в нем?
– Возможно, мои стандарты изменились, – тихо проговорила Кэрол и, заметив его улыбку, поправилась: