Долгая зима
Шрифт:
– Единственный его талант – умение использовать людей. Добившись желаемого, он их выбрасывает. Вот пример: ему удается получать неплохие урожаи в теплицах благодаря двойному остеклению. Однако сама идея принадлежала местному овощеводу по имени Гриссон. Но он все равно посадил его вместе с семьей на плот и спихнул в море.
– Вы полагаете, что он выбросит и меня, вытянув все, что я знаю о «ховеркрафте»?
– Не сомневаюсь.
– Но я же почти ничего не знаю! – засмеялся Эндрю.
– Он считает по-другому.
– Вы говорите, что он коварен, но
– Да, – ответил полковник после некоторого колебания.
– Здесь чувствуется военный ум. Уж не ваш ли?
– Мой.
– Отправить в море на плотах больше сорока пяти тысяч человек, считая женщин и детей!..
– В противном случае нас ожидал хаос, кровопролитие и повальный голод. Бывают ситуации, когда приходится выбирать всего лишь одну из разных форм безжалостности.
– И вы сделали выбор! Вас не мучают кошмары?
– Я мыслю как военный, вы сами это сказали. Моя сильная сторона – планирование, слабая – воображение.
Я не знал, что из всего этого выйдет. Просто не знал! А потом было уже поздно. Да, меня мучают кошмары. Зато он наверняка обходится без них.
– Несомненно. Вы сказали, что губернатор выбрасывает людей, когда они сослужат ему службу. Но вас он не посадил на плот…
– Эмиль слишком ненавидит меня, чтобы ограничиться этим. В былые времена… Он всегда был о себе высокого мнения. Я говорил вам, что он работал у меня – неплохой работник, но слишком быстро расхолаживался. Кроме того, он и тогда злоупотреблял спиртным. Мне постоянно приходилось призывать его к порядку. В конце концов я указал ему на дверь – за пьянство и полную непригодность. Дело было зимой, и ему не оставалось ничего другого, кроме государственной дорожной службы. Эмиль умолял меня взять его назад, и я сжалился. Он не забудет этого и через двадцать лет.
Мне не надо опасаться за свою безопасность. Как и за безопасность жены. Пока она жива, он не выкинет меня в море.
Они помолчали.
– Вы говорили о сделке, – напомнил Эндрю.
– Если я выведу вас отсюда, – произнес полковник, – и проведу к «ховеркрафту», сможете ли вы прорваться? Каковы шансы на успех?
– А какие он принял меры предосторожности?
– Четверо несут дежурство на «ховеркрафте», присматривая за вашими неграми. Еще один отряд рядом, на пирсе.
Выход из гавани перегораживают три старые посудины.
– Хитро придумано!
– Во время отлива они лягут на дно, а то и перевернутся. Но для ваших машин голое дно – не преграда?
– Да, – кивнул Эндрю, – мы немного летаем.
– Теперь вот что: вы ведь можете развивать скорость до пятидесяти – шестидесяти узлов?
– Даже больше. Он не знает об этом?
– Нет. – Полковник через силу улыбнулся. – Я следил за технической прессой. Я заметил, что вы старались не развивать большую скорость, когда огибали остров. Если вы разгонитесь как следует, четверым на борту останется только разинуть от удивления рты. После этого вы вдесятером одолеете их. – Он запнулся. – А может, вас будет
– Так что у нас за сделка?
– Я помогаю вам уйти, а вы прихватываете с собой меня и мою жену. Так будет справедливо?
– Насколько я понял, ваша жена больна. Что с ней?
– Ревматизм. Но я дотащу ее. Придется попотеть, однако ничего не поделаешь. Идет?
Эндрю покачал головой:
– Нет. Мне очень жаль. Я не мог бы ничего обещать, даже если бы речь шла только о вас. У нас экспедиция, и больная на борту – слишком большая ответственность. Разве вы сами не понимаете этого?
– Без меня у вас ничего не выйдет.
– Придется рискнуть. Надеюсь, вы не выдадите меня своему губернатору?
– Мог бы…
– А я так не думаю.
Их глаза встретились.
– Нет, – понуро выдавил полковник. – Я сумел запланировать медленную гибель для стольких тысяч людей, многих из которых знал лично, но выдать вас ему – это свыше моих сил. Странно, не правда ли?
– Бежать в любом случае было бы гиблой затеей, – сказал Эндрю. – Здесь ей лучше.
– Он унижает и ее. Если бы дело ограничивалось мной одним, я бы и не пикнул, но он унижает и ее, да еще перед своими женщинами.
– Но кто больше страдает от этого? Она? Или вы – поскольку страдает ваша гордость, когда вы оказываетесь не в силах защитить жену от оскорблений? Стали бы вы рисковать ее жизнью, чтобы потрафить своей гордыне?
Полковник некоторое время молчал.
– Я бы мог убить его – возможностей для этого сколько угодно. Но остальные прикончили бы меня – он пользуется среди них популярностью. Кто бы тогда за ней приглядел? Думаю, они расправились бы и с ней. Все давно забыли о морали.
– Мне очень жаль, – повторил Эндрю. – Но я ничем не могу вам помочь, верно? – Он протянул руку. – Желаю удачи!
– Ложитесь в постель, только не раздевайтесь, – велел полковник. – И не ходите к своему чернокожему другу. Я предупрежу его. Сейчас опасно разгуливать по дому. Часа в три я зайду за вами.
Эндрю посмотрел на него в упор:
– Что вами движет?
– Только не порядочность, – покачал головой полковник. – И даже не стремление помочь ближнему в борьбе с дикарями. Я теперь сам из их числа. Остановимся на вульгарной ненависти.
– Стоит ли так рисковать из-за ненависти? Вам ведь здесь жить.
– Стоит. До скорого.
Попытавшись улизнуть на собственный страх и риск, они смогли бы проскочить мимо часового у дверей; от отеля к морю вело несколько путей, и единственную опасность представляло пересечение узкой улочки. По извилистым тропинкам, протоптанным в снегу, они сумели бы добраться до обледенелых гранитных ступенек и спуститься к причалу. Однако этим бы все и кончилось. Стоя у окна бывшего магазина, полковник рассказывал об уготованной им судьбе. Ночное небо было затянуто облаками, однако они на минуту расступились, и почти полная луна осветила весь городок. Их взгляду предстала пустынная набережная, оголившееся дно гавани и силуэты часовых.