Долгий, крепкий сон

Уолдман Эйлет

— Привет, Руби. Привет, Бренда. Что случилось?

Я очень постаралась произнести это жизнерадостным, доброжелательным и лишь слегка озабоченным тоном. Хотя скорее всего мой голос выдавал истинные чувства: стыд и желание придушить моего ребенка прямо здесь и сейчас, если никто не возражает.

— Здравствуйте, Джулиет. Руби сегодня натворила дел.

Бренда всегда была сама любезность. Я и не подозревала, что в ее репертуаре имеется раздражительность.

— Судя по всему, да, — согласилась я. — А что случилось?

— Честно признаться, я бы сама хотела это знать. Она укусила

Александра, и я на две минуты посадила ее на стул для провинившихся. Но это случилось полчаса назад. Она отказывается вставать!

— Ты укусила Александра?! — возмутилась я, присаживаясь на корточки возле Руби. — Разве так можно? Ты же знаешь, что кусаться нехорошо, — я посмотрела на Бренду. — Это на нее не похоже. Обычно она не кусается.

Бренда натянуто улыбнулась.

— Руби! Я с тобой разговариваю! — не выдержала я. — Что здесь происходит?

Дочь посмотрела на меня. Ее сердитое личико пылало праведным возмущением — мать присоединилась к угнетателям! Это уже слишком. По ее щекам потекли слезы. С громким воплем она кинулась в мои объятия. Я погладила ее по спине.

— Все, все, моя золотая. Все прошло. Расскажи маме, что случилось.

— Это нечестно! — рыдала Руби. — Бренда злая!

— Бренда не злая, Руби. Она хорошая. Тебе же нравится Бренда. Она посадила тебя на стул для провинившихся, потому что ты поступила плохо, а не потому, что она злая. Солнце мое, ты уже давным-давно могла с него встать. Ты сама просидела на нем целый день.

Она обиженно посмотрела на меня.

— Алекс первый начал! А я укусила его в ответ. Но Бренда не заметила, как он меня укусил. Она только видела, как я укусила его. Но я укусила его в ответ. Я сказала Бренде, что не встану со стула, пока она не извинится, что посадила на стул меня, а не Алекса.

Да, без сомнения, это моя дочь! Ради того, чтобы доказать свою правоту, она готова испортить себе весь день. А Бренда, несмотря на всю свою любезность, оказалась слишком жесткой, чтобы понять запутанное представление о справедливости трехлетнего ребенка. Тем не менее я не собиралась ждать день, неделю или месяц до окончания этой сидячей забастовки.

— Послушай, Руби. Бренда ничего плохого не сделала. Ей не за что извиняться. Я заберу твою коробку из-под ланча, мы с Исааком поедем домой, возьмем коляску и пойдем в магазин за шоколадом. Если хочешь, можешь идти с нами. Не хочешь — сиди здесь хоть до вечера.

Руби на секунду заколебалась, но потом сдалась. На это я и рассчитывала.

К тому моменту, как мы подъехали к дому, Руби уже выторговала у меня две шоколадки и мешочек золотых. Для меня оставалось загадкой, как я, человек, который с легкостью мог справиться с самыми жесткими и влиятельными прокурорами федерального суда, совершенно терялась перед капризным трехлетним ребенком. Возможно, все дело в том, что я никогда не защищала клиента, чувствуя неловкость из-за того, что уже несколько недель не водила обвинителя в парк и не играла с ним в настольную игру «Пряничный домик». Чувство вины — страшная сила.

Мы доехали до кошерного магазинчика. Нетти сидела за прилавком на высоком стуле, устало подперев подбородок руками. Лицо осунулось, парик

растрепался. С того дня, как она предложила Фрэйдл работать у меня, она постарела на несколько лет. Когда мы вошли, она поднялась, улыбнулась Руби и потрепала ее по рыжим кудряшкам. И снова тяжело вздохнула. Исаак заснул в коляске по дороге в магазин, Руби я заткнула плиткой шоколада, и теперь мы с Нетти могли спокойно поговорить.

— Ничего нового, — констатировала я.

— Ничего.

— Нетти, прошло три дня. Пора с этим что-то делать.

— Знаю, знаю. Я с самого начала говорила Баруху то же самое. Он сам не справится. Нужно звонить в полицию.

— Но он не хочет.

— Нет, — она потерла бровь.

— Нетти, вы понимаете, как это выглядит со стороны? Кажется, будто он на самом деле не стремится найти Фрэйдл. Иначе он бы обратился в полицию!

Она покачала головой.

— Ты не понимаешь. Барух уже весь извелся, можешь мне поверить. Он только и занимается тем, что ищет свою девочку. Просто мы — другие. У нас свои методы. Мы сами решаем свои проблемы.

— Вы что, не видите, что ваши методы не работают? Вы ее до сих пор не нашли. И с каждым днем надежды остается все меньше.

— Я каждый день говорю Баруху — пожалуйста, позвони в полицию. Но он не хочет. Он такой упрямый, миссис Эпплбаум. Он очень упрямый.

— А миссис Финкельштейн? — продолжала я. — Может, она решится позвонить в полицию? Просто сообщить, что Фрэйдл пропала?

— Не знаю. Вряд ли.

— А вы не пробовали поговорить с ней на эту тему?

Нетти перегнулась через прилавок и схватила меня за руку.

— Попробуй ты! Поговори с ней. Может, тебя она послушает.

Я выдернула руку из ее жарких сухих ладоней.

— Нетти, ваш брат даже не стал разговаривать со мной по телефону. К себе домой он меня точно не пустит.

— Его нет дома! — возразила она. — Он ищет Фрэйдл. Ездит по городу с утра до вечера. Зайди туда сейчас. Там только Сима, моя невестка. Иди! Много времени это не займет. Я присмотрю за твоими детьми.

Я с сомнением посмотрела на нее. По правде сказать, совесть моя не была чиста. Я не сказала родителям Фрэйдл о Йосе, и не собиралась этого делать. Единственное, чем я могла помочь — это убедить их сообщить полиции о пропаже ребенка.

— Ладно, — согласилась я.

Я удостоверилась, что Исаак все еще спит, и сказала Руби, что скоро вернусь. Она открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его и улыбнулась Нетти, которая помахивала перед ней мешочком с золотыми монетками.

— О-о. Золотые, — восхищенно выдохнула Руби.

— Ты любишь шоколад, maydele? [31] — улыбнулась Нетти, разворачивая монетку и вручая ее моей дочери. Руби сунула конфету в рот и протянула руку за другой. — По одной, детка. — Нетти провела рукой по волосам, оперлась щекой на ладонь и посмотрела на меня. — Иди уже, дорогая.

31

Девочка, девушка (идиш).