Долгий, крепкий сон
Шрифт:
Глава шестнадцатая
Джош обещал поговорить с Ари на следующий день. Либби передала мне Исаака. Я обняла ее на прощанье, но она не ответила. Я надеялась, что мы все-таки остались друзьями.
Когда я вернулась, Руби еще не легла спать и ждала нас с Исааком под дверью.
— Привет, малышка, — улыбнулась я. — Что вы сегодня делали с бабушкой и дедушкой? Ездили к Бубе в дом престарелых?
Руби кивнула, ее нижняя губа задрожала, и она прошептала:
— Я хочу к папе.
Я отдала Исаака матери, обняла Руби и поцеловала в щеку.
— Знаю, моя дорогая, — сказала я. — Без папы плохо. Я тоже по нему очень скучаю. Давай мы ему позвоним?
Мы уже и так говорили с Питером раз триста за последние два дня, но еще один звонок не повредит. Я усадила Руби на колено, взяла телефон и набрала номер сотового Питера: я была уверена, что он все еще на съемочной площадке.
Раздалось два гудка, и чей-то женский голос сказал мне:
— Алло.
Меня захлестнула волна дикой ревности, смывая все то хорошее, что осталось в моем сердце после наших с Питером объятий у Мерзкой Минди и в аэропорту. Сейчас-то я уверена, что муж во мне души не чает и ни за что не изменит мне. Но женщина после родов, даже четыре месяца спустя, особенно подозрительна. И вовсе не потому, что не сбросила вес, набранный за время беременности, хотя это только ухудшает дело. И даже не потому, что из-за вечного недосыпа у нее круги под глазами и плохое настроение. Просто в это время ей меньше всего на свете хочется прикасаться к кому-то, кроме своего ребенка, даже если этот кто-то — ее муж. Когда ты — кормящая мать, твое тело тебе не принадлежит. Ты готова в любое время удовлетворять любые физические потребности своего чада, зато мысль удовлетворять чьи-то сексуальные потребности — независимо от того, сколько удовольствия при этом получишь ты сама — приводит тебя в ужас. По крайней мере, у меня именно так. В общем, на этом конце провода находилась я — женщина, которая отчаянно любит мужа, но интересуется сексом не больше, чем прыжками с парашютом (если не меньше). А на том конце провода она — и неважно, кто она — со своим мягким и томным «алло».
— Это Джулиет. Мой муж рядом? — спросила я ледяным тоном.
— Джулиет! Как я рада тебя слышать! А мы только что обсуждали, как там ты и твои чудесные детки!
— Мы? Кто говорит? — мой голос звучал все так же холодно.
— Ой, прости. Это Минди Макс.
— Нет, это ты меня прости, — отрезала я. — Я думала, что звоню на сотовый Питера. Наверное, случайно набрала твой номер.
И Минди, и я знали, что у меня нет ее сотового. Лично я бы не поверила, что каким-то чудом набрала ее номер вместо номера Питера. И только полная идиотка не поймет, насколько я недоверчива и зла. А Минди не дура.
— Джулиет, я просто унесла сотовый Питера. Мы так закрутились с этими съемками, что я случайно взяла его телефон со стола. Честно.
В трубке послышалось шарканье, а затем раздался голос Питера:
— Привет, дорогая! Прости за это недоразумение. Минди в шутку взяла мой телефон.
— Ха, ха, ха, — мрачно сказала я.
Он замолчал, видно, пытаясь понять, чем же я так расстроена. Неужто все мужчины такие недогадливые?
— Ладно, обсудим
— Как хочешь. Твоя дочь хочет с тобой поговорить.
Я передала трубку Руби и, пытаясь не разреветься, ушла на кухню. Забрала у матери Исаака и села на диван, уткнувшись носом в его мягкую маленькую шейку. Он довольно засмеялся.
— Ты меня любишь больше всех, правда? — прошептала я ему на ухо.
Он схватился ручонкой за прядь моих волос и сунул ее в рот. На заднем плане Руби оживленно разговаривала с отцом. Да, эта маленькая девочка очень любит своего папу.
— Что случилось, mamaleh? — с беспокойством спросил отец. Он наклонился и легонько похлопал меня по колену. — Питер сказал тебе что-то не то?
— Нет, — вздохнула я. — Я просто ревную его к Минди, к его новой лучшей подруге.
— А чего тебе ревновать? Ты — красивая женщина, мать его детей. Какое тебе дело до его подруг? Любит-то он тебя!
— Знаю. Просто в последнее время у нас все отнюдь не идеально. И он не виноват, что ему с ней интересней, чем со мной. По крайней мере, от нее не пахнет отрыжкой. Да и я все-таки не красавица. — Теперь я напрашивалась на комплименты.
— Красавица, еще какая. Ты просто неотразима. Может, немножко zaftig, но это даже привлекательно. Кто захочет спать с мешком костей?
Здорово. Даже родной отец считает меня толстой.
— Ради бога, Геня, — возмутилась мать и стукнула отца журналом по голове. — Она не zaftig. Что ты несешь! Zaftig! Идиот.
— Что ты меня бьешь!
— Кто тебя бьет? Я только дотронулась! Мне что, показать тебе, как бьют?
К этому моменту я уже прекратила рыдать и просто смеялась. В этом все мои родители — вечные евреи-молодожены. Я вручила Исаака отцу и пошла обратно на кухню.
Выпутав Руби из телефонного шнура, который она уже умудрилась накрутить себе на шею и вокруг талии, я взяла телефон.
— Алло. Прости меня, — прошептала я.
— И ты меня тоже, — примирительно сказал Питер. — Может, вернешься домой и поругаешься со мной лично? А потом мы устроим примирительный секс.
— Может, пока устроить примирительный секс по телефону? — предложила я.
— Хм. Может быть. Где там твои родители?
— Здесь, рядом.
— Тогда ладно.
— Мы скоро вернемся.
— Знаю. Я люблю тебя, Джулиет.
Я снова заплакала.
— Знаю. Я тоже тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю. Очень-очень.
— Я тоже тебя люблю. Очень-очень-очень.
— Ой, ради бога, — перебила нас мама, протискиваясь мимо меня на кухню. — Вы что, подростки? Если ты по нему так скучаешь — езжай домой.
— Я не хочу домой. Я хочу побыть здесь еще и посмотреть, как вы с папой бьете друг друга газетами.
— Это была не газета! Я немного стукнула его журналом. Что ты, что твой отец. Для вас в мэрии нужно издать особый запретительный приказ.
Я рассмеялась.
— Слышишь, Питер? Я тебе никогда не говорила, какие у меня чокнутые родители?