Долгий путь к себе
Шрифт:
Князь Иеремия вошел в залу бесшумно. Француз сделал вид, что не видит князя, но полет его вокруг Мишеля стал поистине вдохновенным.
— Выше голову! Взгляд открытый! Ясный!.. О, князь! С такими манерами Париж будет у ваших ног. Остается лишь подрасти.
Мишель увидал отца, просиял. Теперь он танцевал только для него, своего кумира.
У князя Иеремии дрогнуло сердце. Он должен немедленно оборвать прекрасную идиллию.
Час тому назад прискакал шляхтич Машкевич с вестями: у Желтых Вод наголову
Князь Иеремия дал Машкевичу свежих лошадей, пятерых джур и отправил в ставку Потоцкого. Князь был готов выступить в поход и просил коронного гетмана указать, куда идти, чтоб соединиться с главными силами.
Мирная жизнь всегда тяготила Вишневецкого, но предстоящая война, война с народом, не обрадовала.
Он смотрел на танец Мишеля и не находил в себе мужества остановить музыкантов. Словно бы от его слова зависело — быть или не быть Хмельницкому. Князь вспомнил вдруг ребенка-урода, прорицателя, свой вопрос: «Кто у меня украл?» — и твердый короткий ответ: «Сотник». А кто Хмельницкий?
Князь Иеремия повернулся и вышел из залы. Мишель с плачем кинулся к матери. Он подумал, что отец рассердился на какую-то его неловкость. Музыка оборвалась…
Князя ждали возле его кабинета. Кто-то поклонился ему.
— В Котельне горожане захватили замок!
— Коростошев тоже бунтует.
Он обвел всех глазами:
— Хмельницкий — кто он?
— Украинец, — ответили ему.
Князь досадливо дернул плечом:
— Я спрашиваю — кто?
— Казак!
Лицо у князя Иеремии стало белым.
— Сотник! — выпалил пан Заец, посланный княгиней узнать, чем его милость недовольны.
— Ах, он-то и есть сотник! — сказал князь Иеремия растерянно. — Пошлите за мальчиком.
— За княжичем! — встрепенулся пан Заец.
— За мальчиком! — топнул ногой князь. — За прорицателем. — Взял пана Заеца под руку: — Прошу вас, сообщи те княгине, а впрочем — я сам.
Вернулся в залу, увидал плачущего сына.
— Вы уже знаете? — спросил он княгиню.
— Нет, — сказала она.
— Стефан Потоцкий разбит. Я прошу вас, княгиня, собраться без промедления в дорогу Вы поедете в Брагин, там будет вам покойно.
— Неужели это… так опасно?
— Это очень опасно, княгиня.
— Когда вы назначаете день отъезда?
— День?! Вы поедете немедленно, — и, чтобы сгладить сухость тона, добавил: — Через час или через полтора часа.
Поклонился и вышел, чтобы не объяснять. Ничего и ни кому не объяснять.
Ровно через час ему доложили:
— Княгиня и князь в карете.
Он вышел проводить их. Поцеловал княгиню, поцеловал Мишеля.
— Князь, я даю вам сотню драгун, будьте вашей матушке надежным защитником.
Мишель посмотрел на строящийся
— Неужели это так опасно? — опять спросила княгиня.
Гризельда.
— С нашими полководцами беды не оберешься!
— Берегите себя! — она сняла с шеи крестик с алмазами, надела на князя.
— Я клянусь вам, княгиня, навести порядок в стране!
— Дай вам Бог!
К Вишневецкому подошел кто-то из шляхты:
— В Ясногородке и Любартове неспокойно.
Князь Иеремия снова взялся за ручку кареты.
— Князь Михаил, я отменяю свой прежний приказ. Вы получаете в свое командование не сотню, а три сотни драгун.
Карета сорвалась с места, поскакали драгуны, тронулся обоз.
К князю Иеремии подвели мужика.
— Что ему?
— К вашей ясновельможной милости зван, — мужик опустился на колени.
— Кого я звал?
— Это отец ясновидящего! — подсказали князю.
— Я отец Стася, ваша милость.
— А где же сын твой?
— Помер, ваша милость!
— А-а! — сказал князь и, обойдя стороной мужика, ушел в свои покои.
Князь Дмитрий сидел в просторной низкой комнатке, дожидаясь, когда его примет великий коронный гетман.
Из-за размолвки со своим опекуном Дмитрий Вишневецкий прибыл в ставку без обещанной князем Иеремией сотни. Завидуя Чарнецкому, Сапеге, Сенявскому, молодому Калиновскому, которые отправились на Хмельницкого во главе прекрасных отрядов, и уж конечно, Стефану Потоцкому, князь Дмитрий посчитал для себя невозможным влиться в пеструю толпу шляхетского ополчения и остался в ставке.
— Не советую вам сегодня говорить с его милостью гетманом, — сказал князю Дмитрию пан Чаплинский, занимавшийся какими-то бумагами за столом у окна. — Его милость сердит на сына своего. Военное дело требует порядка. Разбил бунтаря — сообщи. Улизнул бунтарь — тоже сообщи. А так разве можно? Ни одного гонца не прислал!
— Охота началась, — откликнулся пану Чаплинскому пан Комаровский. — Люди там все молодые, дело сделали и — загулялись.
Князю Дмитрию стало не по себе. Вместо того чтобы быть среди упоенных победой сверстников, обивает он пороги гетманской канцелярии, слушает сплетни, пошлости.
— Узнайте, примет ли меня коронный сегодня? — попросил Вишневецкий человека при дверях гетманского кабинета.
Человек этот появился у гетмана недавно, но уже все знали, что он Самойло Зарудный, и всячески перед ним заискивали. Был Самойло важен, грузен, лицо имел непроницаемое, умное, на любую шишку глядел свысока и пропускал к гетману не по чинам, но по делам. Потоцкий души в нем не чаял.
— Ждите, ваша милость, — сказал Вишневецкому Самойло. — Ясновельможный пан большие дела переделает, тогда уж и ваш черед.