Долгий путь в лабиринте

Насибов Александр Ашотович

— Где он теперь?

— Увы, умер несколько лет назад. Вскоре за ним последовала жена.

— Дочь?

— Жива. Точнее, была жива еще год назад… я давно не имею вестей от кузины.

— У вас с ней неважные отношения? Ссора?

— Нет, здесь другое… — Тилле сглотнул ком. — Видите ли, она осталась в России.

— Осталась в России, — бесстрастно повторил Гейдрих. — Почему? Тоже подписала контракт?

— Ну что вы! О каком контракте речь! Эта особа ничего не умеет. Глупа как пробка. Вдобавок взбалмошна и своевольна.

— Что же тогда?

— Она

выскочила замуж, вот что.

— Кто же супруг вашей кузины?

— Какой-то кавказец.

— Так они там и живут, в России? Где именно?

— Год назад жили в Баку.

— Вот как… — задумчиво проговорил Гейдрих. — А чем он занимается, этот ваш родственник?

— Вовсе он не мой! — Тилле обиженно дернул плечом. — Я и в глаза не видел этого типа. Известно лишь, что он инженер, был заместителем моего дяди.

— А знаете, это интересно. — Гейдрих прошелся по комнате. Вновь подсев к гостю, наполнил его рюмку: — Можно предположить, что человек, работавший заместителем крупного иностранного специалиста, после отъезда этого специалиста имеет шансы занять его пост.

— Все так и есть, группенфюрер, — сказал приободрившийся Тилле. — В своем последнем письме эта женщина хвастала, что супруг назначен главным инженером завода.

— Она не так уж глупа, любезный Тилле. Удивлены? Ну что ж, поясню свою мысль. Ведь ваша сестра скрыла от советских властей, что у нее есть брат в Германии и что он — нацист.

— Почему вы так думаете?

— Сами прикиньте!

— А ведь вы правы, — сказал Тилле. — Конечно, она скрыла это. Иначе русские не назначили бы мужа на столь высокий пост!

— Именно так, любезный Тилле.

— Теперь я начинаю понимать, почему письма из России шли в адрес нашей престарелой тетки. А уж она передавала их мне.

— Ну вот, все встало на место. Вы зря недолюбливаете свою далекую кузину… Как вы сносились с ней?

— Сказать правду, остерегался писать в Россию. Этим занималась тетка. Но и она писала весьма редко. За все время пять или шесть раз.

— Упоминалось ли в письмах ваше полное имя?

— Ни разу. От меня тетка имела строгое указание на этот счет.

— Очень хорошо.

Гейдрих нацедил себе сельтерской воды, посмотрел сквозь бокал на свет и заметил гостю, что вот так же бурлит и клокочет планета Земля. Имеется в виду реакция дипломатических кругов и мировой прессы на известные действия Германии в последнее время — в Австрии и Чехословакии.

Сделав паузу, он взглянул на Тилле. Тот сидел, уставясь в угол комнаты, и молчал.

— Все это только начало, проба сил рейха, — продолжал Гейдрих. — Достигнутое не идет ни в какое сравнение с тем, что намечено и предстоит свершить в ближайшем будущем. Перед нацией стоят задачи огромной важности. Решив их, немцы станут хозяевами Европы. И не только Европы…

— К чему вы все это, группенфюрер? — недовольно сказал Тилле. — Пытаетесь прощупать меня? Но мы с вами птицы из одного гнезда!

Гейдрих выпил бокал, пожевал губами. Он хотел ответить: «Хорошо, что ты напомнил о себе и что всплыла история с этой твоей кузиной и ее мужем». Но сказал

другое:

— Вчера я долго беседовал с фюрером. Он принял решение укрепить нашу службу. И первым назвал ваше имя.

Гейдрих встал. Поднялся и Тилле.

— Это связано с заграницей? — спросил он.

— В какой-то степени да. Надеюсь, вы не против?

— Против? — вскричал Тилле и стиснул кулаки. — Я горд, счастлив, черт меня побери!.. Ах, глупец, и зачем только я притащился сюда!

— Что все это означает? — строго сказал Гейдрих. — Извольте объясниться!

— Означает, что я предвидел, чем закончится разговор. Не зря же вы так подробно выспрашивали меня про Южную Америку. Теперь я буду послан консулом в какую-нибудь вшивую провинцию за океан. Как же: заграничная работа, особое доверие, почет, честь!.. На деле же буду делать третьесортную работу вдали от родины, пока не подохну от какой-нибудь экзотической хвори или пули наемного убийцы… И все потому, что осмелился напомнить о своем существовании. Будто не я сто раз вставал под огонь за фюрера и нацию… Дурень я, дурень: возомнил, что на старости лет заслужил солидный пост в партии или, скажем, в СС. Боже, вот ведь как ошибаются люди!

Закончив этот горестный монолог, Тилле сел, достал платок и шумно высморкался. Сейчас он и сам верил, что забыт, обойден, едва ли не обворован.

Гейдрих смотрел на него с улыбкой. Он видел, что Тилле ждет ответа, умышленно затягивал паузу.

Тилле прекратил наконец возню с платком, с мрачным видом стал выбирать сигарету.

— Погодите! — Гейдрих прошел к шкафу, стоящему за письменным столом, вернулся с ящиком сигар. — Попробуйте, — сказал он и раскрыл ящик перед Тилле. — Эти сигары я держу для самых уважаемых гостей. Смею думать, они вам понравятся.

Тилле раскурил сигару, не подняв глаз. Она и впрямь была хороша.

Наблюдавший за ним Гейдрих удовлетворенно кивнул, прошел к тому же шкафу и принес новую коробку, вдвое большую.

— Это подарок, — сказал он, ставя коробку на стол, — Здесь две дюжины точно таких же.

Тилле глядел на коробку и молчал.

— Спасибо, — наконец пробормотал он.

— Не стоит, — Гейдрих поставил на стол модель танка размером со спичечный коробок. Танк немедленно пришел в движение — рассыпая искры из ствола пушки, помчался к Тилле. Это было неожиданно, и Тилле отпрянул. А танк добежал до края стола, на мгновение завис над кромкой доски, но не свалился, а повернул и устремился в обратную сторону.

Тилле не выдержал и расхохотался.

— Вашему малышу, — сказал Гейдрих, пряча танк в коробочку. — Мой подарок ко дню рождения Андреаса. Фюрер был очень доволен его письмом и чеком.

— Письмом и чеком? — повторил Тилле, старательно изобразив удивление. — О чем вы, группенфюрер?

Гейдрих сделал вид, что все принял за чистую монету, и в нескольких словах поведал о вчерашнем разговоре с Гитлером.

— Славный малыш, — сказал он в заключение. — Истинный сын нации. Жаль только, что теперь вы будете уделять ему меньше времени. Фюрер поручает вам дело государственной важности.