Долгое дело
Шрифт:
– А вы?
– А что, не видно?
Она вновь остановилась, повернувшись к нему и далеко забросив голову, лицо инспектора было над ней. Он увидел ее ожившие глаза, воспрявшие губы и задышавшие ноздри.
– Поэтому Калязина его и не боится, что он Дон-Кихот?
Инспектор помедлил, решая, говорить ли то, чего не знал даже Рябинин. Но Лида не болтлива, и ее пути с калязинскими не пересекались.
– Только секрет. Калязина жутко ненавидит Сергея.
– За что?
– Не меня, не Беспалова, а Сергея. Потому
– Эту... взятку она подложила?
– Она.
– Как?
– При помощи колдовства.
– Да?
– У нее есть какой-то волшебный карр-камень.
– А откуда вы знаете?
– А у меня есть волшебное зеркало.
– Вадим, я серьезно...
– У вас на квартире в последние дни кто-нибудь был? Подумайте хорошенько...
– Я уже думала... Нет.
– Знакомые, водопроводчик, соседи, почта...
– Нет-нет.
– Тогда остается карр-камень.
– Вадим, а не могла она при помощи отмычек прийти без нас?
– Не могла, мы с нее глаз не спускаем...
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я (на отдельном листке). Я не борец. Истинный боец не тот, кто радуется своим победам. Истинный боец тот, который способен получать удовольствие даже от поражений. Я же опустил руки, как сломанные. Ничего не могу с собой поделать и способен лишь на вспышку... Но ведь для борьбы нужны враги, а я в городской прокуратуре, среди друзей!
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Моему начальнику пришла бумага из прокуратуры с просьбой выслать мою характеристику. А зачем? Ах, закон требует учитывать личность преступника... А разве перед законом не все равны? Выходит, что Иванов, сантехник и выпивоха, не равен Петрову, профессору и лауреату? Тогда почему я должна жить скромно и убого?
Васин с минуты на минуту ждал вызова заместителя прокурора города.
Тяжелая дверь легко распахнулась, но высокий худощавый мужчина с тощей бородкой попал в кабинет вроде бы еще и раньше.
– Достал "Времена года". - Вошедший показал диск-гигант.
– Чайковского? - вежливо осведомился Васин, ибо по рябининскому делу мог приехать сотрудник любого ранга.
– Неужели вы думаете, что у меня нет Чайковского? Это Вивальди.
Гость сел в кресло, положил на колени пластинку и внушительно произнес:
– Нус-с!
– Я забыл ваше имя...
– А ведь только вчера оно упоминалось в печати.
– Извините, - догадался Васин, что перед ним тот руководитель, которого он обязан знать в лицо.
– Рэм Федорович Гостинщиков, - галантно представился посетитель, приподняв пластинку над коленом, как шляпу над головой.
– А кто вы? - осмелел Васин, память которого хранила все руководящие фамилии, но Гостинщикова там не было.
– Гражданин Советского Союза.
Васин облегченно распрямил плечи, но эта внутренняя легкость каким-то образом засуровила
– Граждан принимает дежурный прокурор на первом этаже.
– Но у меня чрезвычайное сообщение.
– Все к нему...
– А разве закон не обязывает принять заявление о преступлении того прокурора, к кому оно поступило?
Перед ним был сутяга, побывавший, видимо, и у дежурного прокурора, и у всех других. Проще записать его заявление, чем выпроводить. Васин взял лист чистой бумаги и ручку.
– Слушаю вас...
– Я засек шайку преступников.
– Сколько человек?
– Пока знаю двоих, но...
– В чем их криминал? - перебил Васин, стараясь прежде всего выявить состав преступления: обыватель и подростков с гитарой считает шайкой.
– Они намерены оклеветать и посадить достойного человека.
– С какой целью?
– А он на них непохож.
Васин положил ручку, чтобы решить смешной вопрос. Бичом приемных были два сорта людей - сутяги и психи. Кто же этот?
Костюм неопределенно-пыльного цвета. Рубашка линялая или уж такого незаметного салатного оттенка. Без галстука. Седые волосы. Узкие черные глаза, горевшие нездоровым блеском. Бородка, какие носили испанские идальго, дрожит, будто держится на двух-трех волосках.
– А вам эта шайка... не показалась?
– Я ж не псих.
Только психи и стараются при первой возможности заверить, что они здоровые.
– И чем же этот достойный человек на них непохож? - начал веселеть зональный прокурор: неплохая разрядка перед тяжким разговором у зама.
Гостинщиков пугливо оглядел углы, подался к Васину через стол и тихонько, чтобы никто не услышал, сообщил:
– Ничем.
– Ну, внешностью, что ли? - Васин катнул ненужную авторучку: достаточно будет выслушать.
– И внешностью.
– Страшный?
– Не так страшный, как непонятный. Они солидные, а он мальчуганистый. Они спокойные, а он издерганный. Они обстоятельные, а он порывистый. Они хитрые, а он простодушный. Они причесанные, а он лохматый. Они без очков, а он в очках минус восемь...
Васин ощутил, как ему неприятно свело губы, наверное, в противную гримасу, в которой соединились вежливая улыбка, поздняя догадка и желание скрыть эту догадку. Он спросил уже по инерции и, как ему казалось, уже ни к чему:
– И что же это за шайка?
– Женщина и мужчина.
– Кто же? - Теперь он спросил заинтересованно, хотя понимал, что дальше разговор продолжать глупо.
– Э, Калязина и какой-то Васин.
Зональный прокурор не нашелся и оттого бессмысленно смотрел на посетителя.
Гостинщиков осклабился и стал походить на деревянного щелкунчика орехов, которых продавали в магазине сувениров.
– А я этим хочу что-то сказать, - сказал он так, будто еще ничего не сказал.
– Что вы хотите этим сказать?