Долгое дело
Шрифт:
А из-за чего женится Вадим Петельников?
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Иногда я думаю о боге. Я в него верю. Он всесильный и могучий, но править миром не может. И знаете почему? Он каждого понимает и входит в его положение. И дурака, и умного, и убийцы, и жертвы... А понять - значит простить. Почему у Рябинина ничего со мной не получается? Бог входит в его положение: следователь обязан докапываться, подкрадываться, статейки подбирать... Бог ему помогает. Но бог входит и в мое положение - мне ведь тоже жить надо. Он и мне помогает. Поэтому у нас с Рябининым ничья.
Лично
Если я освобожусь от следствия, то мне от этого прямая польза. Но какая ему выгода, если он меня упечет? Получит свою зарплату, и только. Так ведь он ее и так получит, сяду я или не сяду. Допустим - подчеркиваю и предупреждаю, что только допустим, - я украла какой-то бриллиант... А он чей, ее, этой продавщицы? Так от чего же она померла? Не от собственной ли дури?
Лично я против Рябинина ничего не имею. Но я его милую, пока он ко мне лишь примеривается. Если же выпустит когти, то и у меня найдется жало. Я не тот бог, который на небе, - я богиня земная.
С л е д о в а т е л ю Р я б и н и н у. Был в нашей деревне Большая Журавка мужик по фамилии Жмудиков. Я вам скажу, даст сто очков вперед. Он подходил к любой собаке, у которой аж пена на морде от злости. И она поджимала хвост и убегала в будку. Двадцать первого июня у него на лбу выступил кровавый пот. Он сказал: "Мужики, война не за днями, а за часами". Соседу своему вдруг и говорит: "Продавай скорей корову". А тот зубы кажет, улыбается. Ну и через три денька задрали ее волки на болоте.
Как-то у чайной Жмудиков раззадорился с Мишкой-пожарником, да и скажи ему в сердцах: "Мать твою за ногу!" В этот же вечер Мишкина мать гналась за боровом и сломала ногу. Задал я вам закавыку похлеще шахмат.
Уважаемый гражданин Власенков! Вероятно, хорошо зная собак, можно их укротить без окриков и побоев. Войну же предсказывали многие, кто внимательно следил за политикой. Для объяснения "закавык" с коровой и сломанной ногой матери гражданина Миши-пожарника требуется дополнительная информация, которая, вероятно, все бы объяснила.
Всемогущая жизнь иногда радовала своей мудростью. Рябинин не раз замечал, что ответ на мучивший вопрос неожиданно оказывался в случайной книге, словно ее подсунули. Разгадка, казалось бы, труднейшей задачи приходила где-нибудь в автобусе или в столовой. Вроде бы непосильное дело решалось вдруг само, при помощи пустяка. В сложнейшем положении перед тобой оказывался именно тот человек, который и был нужен, и ты даже сам не подозревал, что он нужен. Всемогущая жизнь радовала своей мудростью... Но, видимо, так редко, что эти радости запоминались надолго и даже казались системой.
Из двери автобуса показался белесый тощий портфель. Неужели тот? Изготовленный в сороковых годах? С металлическими углами? Круглый замок, щелкающий, как мышеловка. Чемоданная ручка. Из кожи неизвестного животного. С ромбиком из нержавейки, на котором всего два слова: "От друзей". Неужели все тот?
Гостинщиков обвил рябининскую шею худой рукой и вонзил бородку в его
– Попался, следопыт!
– Я тебе звонил...
– Отлучался на карельские граниты.
Так и не отпустив шеи, Гостинщиков заволок его в парк и усадил на первую скамейку. Они отдышались, пережидая ту минуту, которая случается между первой радостью и последующим разговором.
– Э, все ловишь преступников?
– Все ищешь камешки?
У Гостинщикова подрагивала бородка - от радости. У Рябинина запотели очки - от радости. Они говорили о делах, о времени, о Димке Семенове...
– Рэм Федорович, мне бы с тобой посоветоваться.
– Небось о смысле жизни?
Рябинин не сразу ответил, потому что промелькнуло, исчезая.
...Счастье - для меня, смысл жизни - для всех...
– О парапсихологии.
– Э, психология на пару? Вроде фрикаделек.
Рябинин рассказал, о чем не переставая думал все последние дни. О живой спичке, о самоходных шахматах, о чудо-ожоге, о невидимом пожаре... Гостинщиков слушал с невыразимой усмешкой и черным огоньком в узких глазах так бы пожилой черт внимал лепету грешника.
– Но Калязину поддерживают ученые.
– Лжеученые, - поправил Гостинщиков.
– Разве такие есть?
– Немного, но очень вредят.
– Кому?
– Э, хотя бы сбивают с толку молодых ученых.
– Что же это за ученый, которого можно сбить с толку?
– Вредят науке своими теориями.
– Рэм Федорович, что стоит наука, которой можно повредить теориями?
– Вредят же они твоему следствию.
– И все-таки я доберусь до истины.
– В щуке это сделать потрудней, - сказал Гостинщиков слегка небрежным голосом, как бы отстраняя свою науку от рябининского следствия.
Даже Рэм Федорович. А ведь он неглуп.
Где зарождается спесь, откуда берется, с каких болот взлетает? Не с тех ли, не со своих ли, которые хвалит каждый кулик? Это перенос, психологический перенос, когда наше сознание, добыв опыт из одного источника, меряет им все океаны жизни. Успехи в своей области расковывают специалиста - ему кажется, что он добился всего и везде. Поэтому геолог, видящий сквозь землю, смело рассуждает о юриспруденции. Юрист, назубок познавший законы, свободно судит о медицине. Хирург, прекрасно делающий операции, не сомневается в своих взглядах на искусство. Артист, переигравший все роли, уже вроде бы знает все профессии. И все на свете знает писатель только потому, что у него хороший стиль.
– А тебе известно, зачем в суде нужен адвокат? - спросил Рябинин.
– Ни за чем.
– Чтобы отыскать слабые места в доказательствах. Лженаука существует за счет слабых мест в науке.
– Наука идет по неизведанному, поэтому слабые места будут всегда.
– А лженаука рядом. Чтобы наука не жирела, - заключил Рябинин с некоторым злорадством.
На них посматривали. На скамейке сидело двое. Один - пожилой, выгоревший, сердитый, с клинком белесой бороды. Второй - помоложе, в немодных очках, всклокоченный, рассеянный. О чем они так страстно? Выясняют отношения? Делят имущество?