Долгое прощание
Шрифт:
– Если вы беспокоитесь из-за того, что его могут украсть...
– И это дело ваше. Так как насчет выпивки?..
Мы отправились в бар Виктора. Он отвез меня туда на машине марки "
Юпитер-Джоуэтт", ржавого цвета, с легким парусиновым верхом, всего на два места. Обивка была из светлой кожи, а отделка, кажется, из серебра. Я не слишком увлекаюсь машинами, но от этой проклятой штуки у меня все-таки потекли слюнки. Он сказал, что на второй передаче она выжимает шестьдесят пять миль в час. Коротенький рычаг скоростей едва доходил ему до колен.
– Четыре
– Свадебный подарок?
– Просто подарок. Знаете -"я случайно увидела эту штучку в витрине".
Балуют меня.
– Это приятно, – заметил я. – Если взамен ничего не требуют.
Быстро взглянув на меня, он снова перевел глаза на мокрую мостовую.
Дворники нежно шелестели по стеклу.
– Взамен? Обязательно требуют, приятель. Может, вы думаете, что я несчастлив?
– Прошу прощения, забылся.
– Я богат. На кой черт нужно еще и счастье? – В голосе у него слышалась какая-то незнакомая грусть.
– Как у вас со спиртным?
– Шик-блеск, старина. По непонятной причине держусь. Пока что, во всяком случае.
– Может быть, вы и не были настоящим алкоголиком. В баре Виктора мы сели в уголок и стали пить «лимонную корочку».
– Не умеют здесь смешивать этот коктейль, – сказал он. – Просто берут джин, лимонный сок, добавляют сахара и горькой. А настоящая «лимонная корочка» – это джин пополам с соком зеленого лимона, и больше ничего. Дает мартини сто очков вперед.
– Я по выпивке не большой специалист. Как вас принял Рэнди Старр? У нас он тут слывет крутым парнишкой.
Он откинулся на спинку и задумался.
– Наверное, так и есть. Наверное, все они такие. Но по нему этого не видно. Я знаю парочку таких же ребят в Голливуде, которые нарочно выпендриваются, Рэнди не дает себе этого труда. У себя в Лас-Вегасе он респектабельный бизнесмен. Будете там, зайдите к нему. Вы подружитесь.
– Вряд ли. Не люблю бандитов.
– Не придирайтесь к словам, Марлоу. Мы живем в таком мире. Таким он стал после двух войн, таким и останется. Мы с Рэнди и еще одним парнем однажды вместе попали в переделку. Это нас и связывает.
– Тогда почему вы не попросили его помочь, когда вам было плохо?
Он допил и помахал официанту.
– Потому что он не смог бы мне отказать. Официант принес по второй порции, и я сказал:
– Это все пустые разговоры. Если парень у вас в долгу, вы о нем подумайте. Надо же дать ему шанс расквитаться. Он медленно покачал головой.
– Вы, конечно, правы. Я же попросил у него работу. Но это была работа.
А просить одолжение или подачек – нет.
– Но вы же приняли их от чужого человека. Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Чужой человек может притвориться, что не слышит, и пройти мимо.
Мы выпили по три «лимонные корочки», и он был ни в одном глазу.
Настоящего пьяницу
Петом он отвез меня обратно в контору.
– Мы ужинаем в восемь пятнадцать, – сообщил он. – Только миллионеры могут себе это позволить. Только у миллионеров слуги сегодня такое терпят. Будет масса очаровательных гостей.
С тех пор он вроде как привык заглядывать ко мне около пяти. Мы ходили в разные бары, но чаще всего к Виктору. Может быть, для него это место было с чем-то связано, не знаю. Пил он немного, и сам этому удивлялся.
– Должно быть, это, как малярия, – заметил он. – Когда накатывает, кошмарное дело. Когда проходит, словно ничего и не было.
– Не понимаю одного – зачем человеку вашего положения пить с простым сыщиком.
– Скромничаете?
– Просто удивляюсь. Я парень довольно приятный в общении, но вы-то живете в другом мире. Я даже не знаю точно – где, слышал только, что в Энсино. Семейная жизнь у вас должна быть вполне приличная.
– У меня нет семейной жизни.
Мы снова пили «лимонные корочки». В баре было почти пусто. Только у стойки на табуретках поодаль друг от друга сидело несколько пьяниц – из тех, что очень медленно тянутся за первой рюмкой, следя за руками, чтобы чего-нибудь не опрокинуть.
– Не понял. Объяснять будете?
– Большая постановка, сюжет не имеет значения, как говорят в кино.
Наверно, Сильвия вполне счастлива, хотя и не обязательно со мной. В нашем кругу это не столь важно. Если не надо работать или думать о ценах, всегда найдешь чем заниматься. Веселого в этом мало, но богатые этого не знают. Им удовольствия неизвестны. У них нет никаких сильных желаний – разве, может быть, захочется переспать с чужой женой, но разве это можно сравнить с тем, как жене водопроводчика хочется новые занавески для гостиной?
Я ничего не ответил. Решил послушать дальше.
– В основном, я убиваю время, – продолжал он, – а умирает оно долго.
Немножко тенниса, немножко гольфа, немножко плаванья и верховой езды, а также редкое удовольствие созерцать, как друзья Сильвии стараются продержаться до обеда, когда можно снова начать борьбу с похмельем.
– В тот вечер, когда вы уехали в Вегас, она сказала, что не любит пьяниц.
Он криво усмехнулся. Я уже так привык к его шрамам, что замечал их только, если у него вдруг менялось выражение, и становилось заметно, что с одной стороны лицо неподвижно.
– Это она про пьяниц, у которых нет денег. Когда деньги есть, то это просто люди, которые не прочь выпить. Если их рвет на веранде, это забота дворецкого.
– Вам не обязательно все это выносить. Он допил коктейль одним глотком и встал.
– Мне пора бежать, Марлоу. Кроме того, я надоел и вам, и, видит бог, сам себе тоже.
– Мне вы не надоели. Я привык слушать. Может, когда-нибудь до меня дойдет, почему вам нравится быть комнатной собачкой.
Он осторожно потрогал свои шрамы кончиками пальцев и слегка улыбнулся.