Долгое завтра

Брэкетт Ли Дуглас

– Да, отец. Я, действительно, не могу забыть о нем.

– А ты и не должен об этом забывать. Запомни его на всю жизнь. Этот человек знал, на что шел, и конец его пути был предопределен. Путь, который выбирают грешники, не всегда легок, Лен. И никогда не приводит ни к чему хорошему.

– Я знаю, – отозвался Лен. – Но ведь так получилось только потому, что он пришел из Барторстауна?

– Барторстаун – не просто участок земли. Я не знаю, существует ли он на самом деле, а если существует, то мне безразлично, есть ли там то, о чем рассказывает бабушка и другие старики. Но люди верят им. Барторстаун – путь мысли, Лен. Рыжеволосого торговца забросали

камнями насмерть потому, что он выбрал этот путь.

– Проповедник сказал, что он хотел вернуть города. Отец, а Барторстаун – город?

Отец опустил руку на плечо Лена.

– Много, много лет назад отец избил меня на этом самом месте за то, что я задавал подобные вопросы. Он был хорошим человеком, и дядя Дэвид очень похож на него: оба они привыкли больше работать кнутом, чем головой. Я слышал рассказы о городах от матери и от людей поколением старше, они помнили и видели гораздо больше, чем бабушка. И втайне я мечтал о всей той роскоши и никак не мог понять, почему люди считают ее порочной. Мой отец сказал мне, что я стою на пороге в ад, и так избил меня, что я не мог двигаться несколько дней. Он сам пережил разрушение, и страх перед Богом в его сердце был гораздо сильнее, чем в моем. Это был горький урок, Лен, и я не уверен, что он помог мне. Но если будет нужно, то я преподам тебе точно такой же, так что постарайся не злить меня больше.

– Я постараюсь, отец, – поспешно ответил Лен.

– Надеюсь. Ты должен понять, Ленни, что все это бесполезно. Забудь на минуту о том, грешно это или нет, и подумай о фактах. Все эти радио, телевизоры, железные дороги и аэропланы, о которых говорила бабушка, целиком зависели от городов. Организация, Лен. Каждая деталь, даже самая ничтожная, зависела от другой, а все они вместе приводили в движение механизм. Один человек не сможет собрать автомобиль, как и хороший тележный мастер не сможет в одиночку собрать телегу. Для этого должны были собраться тысячи людей, и работа их зависела от другой тысячи, которые производили резину и топливо, чтобы автомобиль мог передвигаться, когда его соберут. И все это осуществимо только в большом городе, поэтому автомобили исчезли вместе с городами. И у нас их никогда больше не будет.

– Неужели мы потеряли их навсегда? – с сожалением спросил Лен.

– На все воля Божья. Но и мы ведь не будем жить вечно. Лучше бы ты жалел, что не можешь иметь, мумию египетского фараона, чем вещи, которые мы потеряли в Разрушении.

Глубоко задумавшись, Лен кивнул.

– Отец, но я все еще не могу понять, зачем им понадобилось именно убивать того человека?

Отец вздохнул.

– Эти люди верят в то, что их действия правильны и необходимы в целях защиты. Ужасная кара однажды уже постигла этот мир, и те, кто выжил, боятся нового Разрушения. Сейчас наш мирный народ процветает, и никто не хочет навлечь на себя гнев Божий. И когда мы встречаем тех, кто пытается возродить грешное начало, то боремся с ними. Иногда насилие – единственный путь борьбы.

Он подал Лену пиджак:

– Вот, одень. А теперь я хочу, чтобы ты пошел в поле и огляделся вокруг, и покаялся, и воздал хвалу Господу за величайший дар, данный тебе, – жизнь в мире и довольствии. Мне хочется, чтобы ты воспринял смерть того человека, как знак, данный свыше, чтобы уберечь тебя от глупости, которая так же ужасна, как и сам грех.

Лен надел пиджак, чувство горячей любви к отцу захлестнуло его.

– И еще одно. Это ведь Исо заставил тебя пойти с ним на проповедь?

– Я этого не говорил.

– А

это вовсе не обязательно. Я слишком хорошо знаю и его, и тебя. Исо – своевольный и упрямый. Он не станет пренебрегать ничем, чтобы лишний раз выделиться. Мне бы не хотелось, чтобы ты во всем подражал ему. И если что-нибудь подобное случится вновь, я задам тебе хорошую трепку. Понял?

– Да, отец.

– А теперь иди.

Отцу не пришлось повторять дважды. Лен поспешно пересек двор, миновал ворота, перешел дорогу и степенно направился в поле. Его голова слегка побаливала от навалившихся мыслей.

Вчера на этом поле убирали кукурузу, и длинные острые серпы – вжик-вжик – срезали шуршащие кукурузные стебли, а ребятишки собирали их. Лен любил время уборки урожая, когда все собирались вместе и помогали друг другу. В этом была какая-то особая, волнующая прелесть, непередаваемое чувство победы в сражении, начатом еще весной. И приготовление к зиме было таким же простым и естественным, как листопад и белки, запасающие на зиму кукурузные зерна.

Лен медленно прошел мимо сложенных аккуратными рядами кукурузных стеблей, высоких скирд. Он вдыхал прозрачный осенний воздух, напоенный ароматом сухой кукурузы, прислушиваясь к вороньему карканью где-то на опушке недалекого леса, и вдруг ощутил всю красоту расцвеченных осенью деревьев, затерявшейся вдали деревушки и видневшегося неподалеку леса. Он направился к нему, то и дело поднимая голову, чтобы разглядеть багряную и золотую листву на фоне пронзительно голубого неба.

У самой межи росло несколько маков, таких ярко-алых, что Лен заморгал и прищурился. Он остановился и оглянулся. Отсюда ему была видна почти вся деревушка, незатейливые узоры бескрайних полей, добротные заборы, покрытые черепицей дома, отполированные и выкрашенные прихотливой погодой в серебристо-серый цвет. Вдалеке виднелись пасущиеся овцы и коровы, кобылы и холеные, лоснящиеся, играющие мускулами жеребцы. Амбары и закрома были полны, глубокие погреба тоже забиты до отказа кринками и глиняными кувшинами, соленым и копченым беконом, недавно привезенной из коптильни ветчиной, и все это изобилие было плодами мозолистых человеческих рук.

Лен стоял, как зачарованный, глядя на поля, дома, леса, амбары, небо, охваченный любовью и гордостью за эту маленькую деревушку. Мир был прекрасен, а Бог хорошим. Он понял слова отца о мире и довольствии. Он молился. Закончив молитву, Лен вошел в лес.

Он так часто бродил здесь, что протоптал в густой траве узкую стежку, и теперь легко зашагал по ней. Нижние ветки касались его широкополой шляпы, и он снял ее, а вскоре и пиджак. Его тропинка слилась с оленьей тропой, и несколько раз Лен находил совсем свежие оленьи метки, а дальше, в густой траве, – следы ночлега оленей.

Через несколько минут он вышел к длинной просеке. Заросли кустарника были здесь уже непроходимыми. Лен опустился на траву в тени густых кленов, затем лег, подложив под голову сложенный пиджак. Ветки смыкались над его головой затейливым узором, удерживая легкое облачко золотистых листьев, а небо было таким голубым и глубоким, что, казалось, в нем можно утонуть. Время от времени листья струились вниз легким водопадом и тихо опускались на землю в спокойном воздухе. Лен пытался размышлять, но не мог сосредоточиться. Впервые после проповеди он чувствовал себя почти счастливым и через некоторое время задремал, убаюканный тишиной и чувством абсолютного умиротворения. И вдруг рывком сел, дремота улетучилась, сердце учащенно билось, по коже струился пот.