Долина Молчания
Шрифт:
— Слишком скучно. Это виски? — Киан направился прямо к графину и налил жидкость в бокал. — О, трезвость и неодобрение. — Он посмотрел на лицо брата, делая первый глоток. — Позволь напомнить тебе, что в конце дня... ладно, перейдем к делу.
Оглядевшись, Киан принялся расхаживать по комнате.
—Женские запахи. Такие женщины, как Гленна, всегда что-нибудь оставляют после себя, чтобы напоминать о своем присутствии мужчинам. — Он опустился в кресло, сгорбился и вытянул ноги. — Итак, о чем ты решил со мной поговорить?
—Были времена, когда ты радовался
Киан лениво пожал плечами.
—Сомневаюсь, что девятьсот лет разлуки усиливают братские чувства.
Тень сожаления промелькнула на лице Хойта, и он отвернулся, чтобы подбросить торф в камин.
— Опять будем спорить?
— Тебе решать.
— Я хотел поговорить с тобой наедине о том, как ты поступил с пленником.
— Значит, речь пойдет о гуманности. Да, да, мне следовало погладить его по голове, чтобы он мог предстать перед судом или трибуналом — не знаю, как это называется в Гилле. Нужно соблюдать проклятую Женевскую конвенцию [8] .
8
Имеется в виду Женевская конвенция от 12 августа 1949 г. об обращении с военнопленными, согласно которой «с военнопленными следует всегда обращаться гуманно». (Разд. II, ст. 13.)
— Не знаю, о какой конвенции ты говоришь, но в такие времена не может быть суда, трибунала или чего-то подобного. Именно это я и хотел сказать, раздражительный глупец. Ты уничтожил убийцу, и я поступил бы точно так же — только с большим тактом и не столь демонстративно.
— Ага, пробрался бы незаметно к нему в темницу и всадил нож между ребер. — Киан вскинул брови. — Ладно.
— Нет. Все не так. Мы переживаем кошмарные времена. Я же сказал: ты сделал то, что было необходимо. Еще раз повторяю: я сам уничтожил бы его — за покушение на Мойру, за то, что он ранил тебя. Я еще никогда никого не лишал жизни, а те существа, которых я убивал в последние недели, были не людьми, а демонами. Но этого я убил бы — если бы ты не опередил меня.
Хойт умолк, пытаясь если не успокоиться, то хотя бы передохнуть.
—Мне так много хотелось тебе сказать, объяснить, что я чувствую. Но, кажется, я впустую трачу наше время — тебе плевать на мои чувства.
Киан не двигался. Он лишь отвел взгляд от искаженного яростью лица брата и посмотрел на стакан с виски в своей руке.
—Как это ни странно, мне не совсем безразличны твои чувства. О чем я сожалею. Ты разбередил во мне то, что я давно заставил себя забыть. Напомнил о семье, которую я похоронил.
Хойт пересек комнату и сел напротив брата.
—Ты — моя семья.
Когда Киан поднял глаза на Хойта, в них была пустота.
— У меня нет семьи.
— Возможно, не было. Со дня твоей смерти до того мгновения, как я нашел тебя. Теперь все изменилось. Так что если тебе не все равно, я хочу сказать, что горжусь тобой. Я хочу сказать, что тебе все это дается тяжелее, чем любому из нас.
— Ты мог
— Думаешь, я не замечаю, как слуги кидаются врассыпную при твоем приближении? Думаешь, я не видел, как Шинан бросилась к своему ребенку, чтобы ты не свернул шею девочке, как ты свернул ее пленнику? Такие оскорбительные жесты не могут остаться незамеченными.
—Не все считают оскорбительным страх, который они вызывают. Это не имеет значения. Не имеет, — повторил он, увидев, как замкнулось лицо Хойта. — Для меня это всего лишь мгновение среди вечности. Даже меньше. Когда все закончится — если мне не проткнут сердце, — я пойду своей дорогой.
— Надеюсь, эта дорога иногда будет приводить тебя к нам с Гленной.
— Возможно. Мне нравится смотреть на нее. — Губы Клана медленно расползлись в небрежной улыбке. — И кто знает, может, она, в конце концов, разберется в своих чувствах и поймет, что выбрала не того брата. Времени у меня сколько угодно.
— Она без ума от меня. — Повеселев, Хойт взял виски Киана и немного отхлебнул.
— Разум ей изменил, когда она согласилась соединить свою жизнь с твоей, но женщины — странные существа. Тебе с ней повезло, Хойт, не помню, говорил ли я тебе это раньше.
— Это настоящее волшебство. — Хойт вернул виски брату. — Без нее все теряет смысл. Мой мир перевернулся, когда появилась она. Если бы ты...
— В Книге судеб для меня написан другой сценарий. Поэты утверждают, что любовь вечна, но я могу тебе сказать, что все выглядит совсем по-другому, когда ты бессмертен, а женщина — нет.
— Ты когда-нибудь любил женщину?
Киан посмотрел на виски и подумал о прошедших столетиях.
— Такого, как у вас с Гленной, у меня не было. Я всегда понимал: это не мой выбор.
— Любовь — выбор?
— Выбор есть всегда. — Киан допил остатки виски и поставил пустой стакан. — А теперь я выбираю постель.
— Сегодня ты выбрал стрелу, предназначенную для Мойры, — сказал Хойт в спину уходящему брату,
Киан замер и оглянулся. Взгляд его был настороженным.
—Да.
— Мне кажется, это очень человечный выбор.
— Разве? — Киан пожал плечами. — А мне кажется — импульсивный... и болезненный.
Он выскользнул из комнаты брата и направился к себе в спальню, расположенную в северном крыле замка. Внезапный порыв, вновь подумал Киан, а также — вынужденно признался он самому себе — мгновение чистого страха. Если бы он заметил стрелу секундой позже или действовал недостаточно быстро, Мойры уже не было бы в живых.
В то ужасное мгновение он представил ее мертвой. Трепещущая стрела, которая пронзила ее тело, и кровь, брызнувшая на темно-зеленое платье и серые камни террасы.
Киан боялся — боялся, что Мойра умрет, что покинет его. Он не сможет видеть ее, прикоснуться к ней. Этой стрелой Лилит забрала бы последнее, что у него осталось, то, чего ему никогда не обрести вновь.
Он лгал брату. Он любил женщину, любил новую королеву Гилла, несмотря на свои самые лучшие — или худшие — побуждения.