Долина привидений. Руки вверх!

Уоллес Эдгар Ричард Горацио

— Почему? Что с тобой?

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Ее голос звучал резко и враждебно. Люк едва верил своим ушам.

Запинаясь, как школьник, он изложил ей суть дела. Она не перебивала его.

— Семьдесят девять тысяч фунтов, — произнесла она медленно. — Десятая часть этих денег спасла бы Рекса.

Он ничего не понимал.

— Отвратительно. Отвратительно. Люк, если человек делает деньги своим кумиром и жертвует ради них молодой жизнью. Чужой.

Голос Маргариты звучал в его ушах, как колокол. Ей и самой казалось невероятным

то, что она произносила.

— А обвинять бедного мальчика в подлоге — это не подлость?

— Я… ты говоришь обо мне? — спросил он Маргариту еле слышно.

Она кивнула.

— О тебе! Я знала, что ты придешь за своими деньгами — поэтому я не уехала во Францию. Я хотела, чтобы это произошло здесь, где у меня есть знакомые, есть друзья, где я могу бороться с тобой…

Пауза.

— Люк… Я не дам тебе денег. Ты отдал их мне — они мои. Ты не получишь от меня ни шиллинга! Ни шиллинга! Ясно?

Она ждала бурной реакции. Ей хотелось, чтобы он вышел из себя, грозил, проклинал… По крайней мере, так она себе это представляла. Он не сказал ни слова. Он даже не взглянул на нее, пристально изучая рисунок ковра.

Наконец он поднял голову.

— Прощай, — сказал он и вышел из комнаты.

Она услышала, как за ним захлопнулась входная дверь, и с ужасом поняла, что любит этого человека…

9

Люк Мэдиссон вошел в свое бюро так спокойно, что Стиль не смог бы даже предположить, какая драма разбила сердце его патрона. Через несколько минут на его столе зазвонил телефон.

— Вы не могли бы зайти ко мне? — голос Люка был совершенно спокоен.

Он сам удивлялся своему спокойствию. Он жил только настоящим. Прошлое перестало существовать. К будущему он относился безразлично.

Стиль, знавший его с детства, заметил в его глазах что-то, заставившее его содрогнуться.

— Что-нибудь случилось, сэр?

— Не знаю… я еще не совсем понял… присядьте, Стиль.

Не глядя на своего управляющего, он размеренным, спокойным тоном рассказал все. Он ничего не объяснял. Он не пытался извинить поведение Маргариты. Он излагал факты… Стиль застонал. Люк улыбнулся.

— С этим нужно примириться, Стиль. У вас найдутся друзья в Сити. Я не испытываю желания обращаться к ним… Нет.

— Что же вы будете делать? — голос Стиля упал до шепота.

— Право, не могу сказать. Что делают обычно в таких случаях? Ехать в Африку и стрелять львов! Это обычная дорога для людей с разбитым сердцем… Не знаю.

Стиль посмотрел на часы и встал.

— Я пойду в банк, — сказал он. — Мне кажется, мы можем предоставить наши шелковые акции под обеспечение этих семидесяти девяти тысяч.

Люк ничего не ответил. Он механически надел перчатки и шляпу, постоял минуту в пустом кабинете и резко вышел.

Придя домой, он в прихожей перехватил слугу, бросившегося к звонившему телефону.

— Пусть звонит, — сказал он, кладя трубку на стол.

Запершись в своей спальне, он начал одеваться, беря все, что попадало под руку,

и только совсем одевшись, заметил, что брюки совсем не подходили к пиджаку. Потом он сосчитал деньги. Около пятидесяти фунтов. Кому они принадлежали — ему или Маргарите? Люк бросил их на стол и, сунув в карман мелочь, пошел к двери.

— Сегодня вечером я не буду ужинать дома, — сказал он слуге. — На моем письменном столе лежат деньги — возьмите половину себе. Остальное — кухарке. Вы мне больше не нужны.

Слуга остался стоять с открытым ртом.

Люк и сам не знал, что привело его на набережную. У него не было намерения покончить с собой. Он даже не думал на эту тему. Проходя мимо большого серого здания, он остановился. Скотленд-Ярд. Там есть такой большой, толстый сыщик, «Воробей», сгладивший много несправедливостей этого безумного мира. Но он вряд ли разрешит проблему Люка. Дети бедных… Он сам принадлежал теперь к ним… Кто был несправедлив к нему? Маргарита? Он не мог обвинить ее. На углу Норфолк-стрит он снова остановился. Здесь живет его поверенный… Пойти к нему и рассказать обо всем? Захочет ли тот разговаривать с сумасшедшим, трижды сумасшедшим…

Он пошел дальше. На набережной он прислонился к решетке около остановки трамвая. Мимо спешили люди, молодые и старые, суетливые и полные достоинства. Он старался угадать чувства и мысли этих молодых девушек и студентов, стариков и ремесленников. Как они были счастливы! Они верили друг другу, эти дети бедных…

— Вы ждете кого-нибудь?

Голос звучал уверенно, но приветливо. Люк встретился с пытливым взглядом полицейского. Полицейские не любят людей, останавливающихся около решетки ночью, над черными водами реки. Особенно людей с белым как мел лицом и застывшими отчаянными глазами…

— Н-нет, — пробормотал Люк, — я никого не жду.

Полицейский с любопытством посмотрел на него.

— Мне кажется, я вас видел где-то…

— Возможно. — Люк круто повернулся и свернул за угол…

Часов в одиннадцать вечера начал накрапывать мелкий дождь. Люк неторопливо шел по какой-то из отдаленных улиц Лондона. Он почти наткнулся на человека, который крался вдоль домов, сгорбившись и засунув руки в карманы пальто. Люк, носивший ботинки на резиновой подошве, поравнялся с ним раньше, чем тот успел его заметить. Человек с проклятием отпрыгнул в сторону и хотел было улизнуть, но что-то в лице Люка заставило его остановиться.

— О! — сказал он хрипло. — Я думал, что вы лягавый.

Люк узнал его.

— Вы Левинг?

Человек уставился на него.

— Милостивый Боже, ведь это вы, мистер… как вас… Мэдиссон! Что вы здесь делаете? Надо было прийти ко мне домой — это не мой участок.

Он беспокойно оглянулся.

— Вы думали, что я сыщик?

Тонкие губы Левинга вздрогнули.

— Я сказал так, но на самом деле я подумал, что это кто-нибудь из шайки Коннора: они прогнали меня сегодня из Ротерхайта… вообразили, что я слежу за ними. Они всегда думают, что я виноват, если кого-нибудь из их шайки накрывают.