«Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии
Шрифт:
В одно солнечное майское утро я вышел из темной, пропахшей пылью и людским потом землянки и не смог смотреть на свет. Но прошло время, я окреп и дожил до того дня, когда нас освободила Красная Армия. До Победы оставался еще год…
Как говорилось в приказе Ставки, изданном в то время, все командиры Красной Армии, побывавшие в плену, обязаны искупить свою вину перед Родиной мужеством и отвагой. 1-й этап — проверочный лагерь НКВД. Если порочащих фактов за бывшими командирами не устанавливалось, их зачисляли рядовыми в штрафные батальоны.
24-й
В. М. Золотухин,
бывш. младший врач 442-го ап РГК
Н. И. Кузенина
Вместе с ранеными
Я верности окопной не нарушу
И навсегда останусь фронтовой сестрой…
До войны я заведовала медпунктом при льнозаводе в Смоленской области. 22 июня 1941 г. получила повестку о мобилизации и была направлена в витебский госпиталь № 2067. 4 июля нас перебросили в Волоколамск, оттуда в подмосковный Егорьевск. В госпитале лечились раненые защитники Москвы.
В декабре из сотрудников нашего госпиталя была сформирована орму — отдельная рота медицинского усиления — и направлена на Волховский фронт. 1 января мы прибыли в Малую Вишеру. Недавно освобожденный город еще дымился. В одном из полуразрушенных зданий с забитыми фанерой окнами начали принимать раненых.
В январе наши войска прорвали немецкую оборону за Волховом и устремились на запад. Мы шли за ними.
Рота состояла из четырех хирургических групп, в каждую из которых входили два хирурга, фельдшер, две медсестры и два санитара. Все восемь врачей были достаточно опытны.
Василий Иванович Вялкин и Дахов прошли финскую войну, в которой были награждены орденами Красной Звезды. Большинство врачей отличались высокой требовательностью и организованностью. И каждый из них работал честно, не покладая рук. Группы были разбросаны в разных местах, а подчинялись санитарному управлению фронта. Прямо в лесу устанавливали палатки на 50 раненых каждая. Отопление — две железные печки. Освещение — от движка, который работал круглосуточно и очень нас изнурял: казалось, что вся земля дрожит. Специальных операционных не было: в палатках (на раскладных столах) и оперировали, и перевязывали, и вводили противостолбнячную сыворотку, и переливали кровь.
Автоклав устанавливали рядом с палаткой и здесь же стерилизовали материал и инструменты. Бинтов не хватало, и санитары стирали уже использованные. Обязанностью санитаров было и закапывать ампутированные конечности. Морозы стояли лютые. Землю приходилось рубить топором…
Госпиталь дислоцировался
Все раны заживали быстро — сказывалась психологическая выносливость.
Мы работали сутками. Спали не раздеваясь, урывками. Если иногда удавалось поспать пару часов — считаешь, повезло. Умоешься снегом — и снова к столу. Но никто не жаловался: нужно было выжить, победить!
Совсем тяжело стало, когда замкнулось кольцо окружения. Примерно с 4 июня перестали вывозить раненых. Кругом болото, вода. Где только островок суши — лежат раненые. И каждый день прибывали новые: ведь тяжелые бои продолжались. Кто мог хоть как-то передвигаться — брали в руки палки и уходили.
Походная кухня больше не появлялась. Самолеты иногда сбрасывали сухари в мешках, при падении они превращались в муку.
22 июня наш начпрод сказал: «Забирайте последние крошки от сухарей. Это все, что у меня есть». Оказалось, осталось три с половиной котелка, которые мы разделили на 75 человек (по полторы ложки на каждого) и дали запить болотной водой. Нас, медиков, оставалось четверо: хирург, два санитара и я — фельдшер. Мы тоже совсем обессилели.
Было у нас несколько банок консервированной крови, непригодной для внутривенного вливания. Хирург мне сказал: «Спроси у раненых, будут ли они ее пить?» Я каждому дала по столовой ложке. Вокруг рта получались красные ободочки. И те ободочки у меня перед глазами до сих пор.
Не пойму, какая же сила нас удерживала? Очень хотелось спать, но с наступлением рассвета комары заедали, и я поднималась и шла перевязывать раненых.
Фашисты бомбили нас ежедневно. Наконец, 25 июня к нам пришли два автоматчика и сказали: «Стройтесь по два, будем выходить из окружения через минное поле». Все согласились. Раненые были настолько слабые, что стоять в одиночку не могли и брали друг друга под руки. 26 человек с ранениями нижних конечностей идти не смогли. За ними обещали прийти на следующий день с носилками.
Подошли к минному полю. Требование было одно: соблюдать абсолютную тишину. Если взорвется мина, не поднимать паники и идти только вперед.
И после каждой взорванной мины нас становилось все меньше и меньше…
И вот раздался взрыв рядом со мной. Я упала и потеряла сознание. Все решили, что я убита, — и ушли.
Необходимо было выйти из окружения до рассвета. Я очнулась, когда взошло солнце. Поднялась — кругом никого. Это было так ужасно, что не описать…
На следующий день я вышла из этого леса и пошла болотом. Слабость, шум в голове, перед глазами красные круги. Но иду.