Долина смертных теней
Шрифт:
– Примерно так, наверное, все и было, – кивнул Пустынник, всматриваясь вперед, – добавлю лишь одно. Те алчущие, которые обычно встречаются на севере, – первые.
– В каком смысле первые?
– Самые первые. Бывшие люди. Прошло почти девяносто лет, но вы же слышали о том, что иногда на телах алчущих находят татуировки вроде «В. Д. В.» и «Харлей-Дэвидсон»?
– Постой, так они что, живут так долго?!
– Выходит, что так.
– Пора ставить прицеп на колеса, – чуть погодя сказал Латышевский Сергею. – Заодно и баки заправим – легче будет этот прицеп тащить.
Вся
– Все топливо, что в прицепе, мы сожжем еще до того, как вернемся к Пределу, после чего перегрузим оставшееся добро в кузов, чтобы не тащить за собой полтонны мертвого груза ради сотни килограммов снаряжения, – пояснил конструктор вездехода, – и в итоге обратная дорога будет еще более быстрой, тьфу-тьфу.
Вскоре люди начали снимать лишнюю одежду: температура перешагнула нулевую отметку и медленно ползла вверх. Снега уже не оставалось – только слякоть чавкала под гусеницами, да местами пробивались кустики зеленой травы.
Макса мучило чувство дискомфорта, и дело даже не в ощущении опасности. Он как будто оказался в космосе или на Луне, словом, где-то за пределами своего мира, в месте, где все иначе, не так, как он привык. Кроме того, очень мешал свет: хотя солнце по-прежнему было скрыто тучами, но куда менее густыми и плотными. И подобные чувства испытывали и другие, можно не сомневаться в этом. А еще жара. Плюсовая температура на открытом воздухе – это очень жарко для того, кто привык к жилищам с температурой в три-четыре градуса в лучшем случае.
– Скоро мы увидим еще один город, – сверился с картой Слепнев. – Обойдем или заедем туда?
– Плохая идея, – покачал головой Игорь, – там нас не ждет ничего хорошего.
– Полностью согласен, – кивнул Пустынник, – в таких городах можно, впрочем, разжиться свежим мясом… Или самим стать чьим-то обедом.
– Значит, обойдем, – подытожил Латышевский.
Он чуть прибавил газу, и вездеход погромыхал веселее.
За этот и последующий день экспедиция без каких бы то ни было препятствий, даже ни разу не увидев алчущих или других опасных хищников, преодолела еще около семи сотен километров. До заветной цели оставалось всего двести километров – один день пути.
– У нас есть небольшая проблема, – сказал инженер, когда Волгоград уже виднелся вдали. – Река. Называется она Волга, и это самая большая река, которую мы вообще увидим. Меня беспокоит, что мосты через нее могли и не уцелеть. Я, скажем так, не гарантирую, что устоял хоть один.
– Вот черт. – Игорь выбросил пустую банку тушенки и облизал ложку. – А я-то надеялся, что все и дальше будет так же гладко, как до этого момента!
– Похоже, настало время зарабатывать наши гонорары. – Макс с ледяным спокойствием, словно взятым взаймы у Пустынника, проверял запасные обоймы в разгрузке.
– И что будет, если ни один мост не уцелел? – с беспокойством спросил Валера.
Этот Валера Максу не понравился практически в первый же день.
– Увы, дальше пешком пойдем, – ответил инженер. – Этот вездеход раньше, к слову сказать, был плавающий, но дело было очень уж давно. Мы восстановили его, как могли, но теперь он уже не способен плавать. Так что будем искать плавсредство для переправы, если моста не найдем.
– И далеко придется идти после того, как переправимся? – спросил Макс.
– Около пятидесяти километров по прямой. По старому шоссе будет больше, так как оно малость искривленное.
– Черт, – негромко, но тоскливо выдохнул Валера.
– Ладно, не переживайте раньше срока, – успокоил бойцов Латышевский. – Мосты раньше строили основательно, сами все сейчас увидим.
Вездеход шел со своей обычной скоростью, однако теперь эта скорость казалась очень уж медленной. Впереди экспедицию ждал еще один мертвый город, самый большой из всех, ими виденных по пути. Да и вообще, лишь немногие, включая Пустынника, видели раньше такие большие города.
Минут через сорок они уже находились почти у самого города. В глаза бросилось огромное количество насквозь проржавевших автомобилей, запрудивших все въезды в город.
– Что за черт?! – с досадой воскликнул инженер. – Почему тут так много машин?
– Это беженцы, – пояснил Пустынник, – дальше мы, скорей всего, не проедем. Когда началась Эпидемия, огромные количества людей пытались спастись бегством, убравшись как можно дальше от очага заражения.
– Это я понимаю, но почему все эти машины именно тут?
– Потому что все эти люди добрались только сюда. Дальше их не пустили.
– Как не пустили? – ужаснулась Ольга. – Кто не пустил?
– Другие люди. Чтобы остановить распространение «химеры», беженцев пытались не выпустить из зоны бедствия. Этого, конечно, много где не удалось сделать, огромные массы людей в отчаянье бросались на солдат, колючую проволоку, пулеметы и бронетранспортеры. Прорывали кордоны, точнее, даже сметали. И вирус продолжал распространяться – ведь многие уже были заражены. Были убиты сотни тысяч беженцев – но все напрасно. В конце две тысячи двенадцатого года очаг заражения площадью в тысячи квадратных километров был зажат между двумя реками – Днепром и Волгой, а в начале две тысячи тринадцатого Эпидемия вспыхнула с новой силой – уже во всем мире, везде одновременно.
– Откуда, черт побери, вы все это знаете? – изумился Слепнев.
– Я читал сохранившиеся газеты, которые находил. Под Москвой я наткнулся на укрепленную усадьбу, в которой был мощный радиопередатчик – тогда многие люди увлекались любительскими радиостанциями. Хозяин того дома продержался до две тысячи четырнадцатого года, а затем застрелился. Но до последнего дня он вел журнал, в который записывал все, что сообщали ему другие радиолюбители – когда все коммуникации были оборваны, именно радио стало последним средством передачи информации.