Долина совести
Шрифт:
– На пару слов, – сказал Влад, тяжело дыша.
– С какой стати? – холодно спросила Анжела. – Я вернула себе свою вещь. Закройте дверь.
– С чего вы взяли, что я болел?
– Разве нет? – спросила она раздраженно.
Влад выпустил дверцу, Анжела захлопнула ее и заперла изнутри. Парень тронул машину, и фургон скоро скрылся из виду.
Влад долго стоял у ворот и глядел машине вслед. Свежий снег засыпал, сглаживал ребристые следы колес на белой дороге.
Нехорошее предчувствие.
«– Зачем
– Мы не пойдем через Долину Совести, – твердо сказал Грэм. – Никто из нас не имеет шансов пройти ее… Только бессовестный человек, которому не знакомо чувство вины, выживет в Долине. Придется идти обходным путем.
– А наш преследователь? – обеспокоено спросил Философ. – Что, если он пройдет напрямик? Как у него с совестью, ты не знаешь?
Грэм покачал головой:
– Скорее всего, для него просто не существует ни совести, ни ее противоположности. У него нет органа, чтобы испытывать чувство вины – как у тебя с Деей нет органа, чтобы притягивать или отталкивать металлические предметы…
– А у тебя есть? – заинтересовалась Дея.
– А почему, ты думаешь, стрелы с железными наконечниками не берут меня? – удивился Грэм…»
Сценарий ему не понравился. Слишком прямолинейно, во многих местах упрощенно, сведено к комиксу; Влад сел писать обширное письмо сценаристам, дописал до половины и бросил, решив, что личной встречи все равно не избежать.
Он съездил на почту и наконец-то бросил в ящик письмо к Анне, которое таскал к кармане вот уже несколько недель. Спросил корреспонденцию «До востребования» – однако писем на его имя не было.
Вернувшись домой, Влад сел к компьютеру, однако тролль со спутниками так крепко увязли на подступах к Долине Совести, что вытащить их без переработки всей последней главы представлялось невозможным. Влад вытащил из сарая лыжи, натер их подошвы вонючей мазью для мягкого снега, натянул комбинезон и двинулся по целине, то и дело проваливаясь по щиколотку и пыхтя, как паровая машина.
Через два часа вокруг дома имелась отличная накатанная лыжня, а красный и потный Влад придумал сюжет для рассказа: про то, как двое братьев-мальчишек потеряли зимой ключи от квартиры, а мама придет только вечером, и они топчутся под домом, злясь друг на друга и страшась наказания, и вот старший в ожидании вечера сотворяет мир с планетами, солнцем и людьми, а младший становится в этом мире злым духом, разрушителем, дьяволом…
Когда стемнело, Влад принял горячий душ и полбутылки коньяка.
И заснул, ни о чем не думая.
На третий день он впервые ощутил ломоту в висках. Он соврал себе, что снова простудился, и съел на ночь аспирина; наутро ломота перешла в боль, к которой присоединились ощущение духоты, тоска и слабость.
Уже все прекрасно понимая, он все еще бродил по дому, заглядывал в зеркала, глупо улыбался и говорил своему бледному отражению:
– Да нет же… Не может быть…
Страшно ли было Димке
Звал ли он Влада? Просил ли врачей, чтобы к нему привели друга-одноклассника? И что врачи при этом думали? Списывали на бред?
Влад вспоминал рыжую шубу, холодные оценивающие глаза – и эту улыбку. Улыбку, после которой, в общем-то, уже все было ясно, не стоило уродоваться, вертясь вокруг дома на лыжах по липкому снегу…
– Нет! – Влад ударил кулаком по столу, так что Гран-Грэм свалился с крышки компьютера, а рука на минуту отнялась. – Не может быть… Откуда?! Значит…
Ничего не значит. Хотя многое объясняет. Все, что делала эта женщина – было грамотной кампанией по привязыванию. Она знала о природе уз никак не меньше Влада; чего она добивалась?
Чего добивалась, то в конце концов и случилось.
Влад рассмеялся. Он хохотал и ржал, ему было даже весело, он хотел бы видеть лицо Анжелы в ту минуту, когда она поймет…
Задребезжал дверной звонок. Все еще похрюкивая от смеха, Влад пошел открывать.
Удар! Прекрасная женщина на пороге. Одновременно протянутые руки, соприкоснувшиеся ладони. Теплый весенний ливень, солнечный луч на щеке, мгновенно исчезающая боль, спокойствие и радость – вот, оказывается, как это выглядит изнутри. Вот что испытывала Иза, встречаясь с ним после нескольких дней разлуки.
Женщина отшатнулась. Сперва в ее глазах мелькнуло умиротворение, разгладились болезненные морщины на лбу; потом она долго смотрела на Влада – как будто он был истлевшим мертвецом, только что выбравшемся из-под ее кровати.
– Войди, – сказал он сухо.
Теперь, когда эйфория схлынула, он видел перед собой не фею-избавительницу. Он видел озабоченную бледную стерву.
– Что ты еще забыла? Тапочки? Носовой платок?
Она смотрела.
– Ну, не стесняйся. Лифчик? Пуговку? Поищи, что ты забыла, мой дом в твоем распоряжении, давай, ищи…
Она молчала.
– Удивительное дело, – сказал Влад сам себе. – Невероятно. Уникальное совпадение, невозможный случай… Почему же мне так хочется плюнуть тебе в лицо, коллега?
– Мы видимся в последний раз, – сказала она тихо. – Сейчас я уеду, а ты останешься. Будешь искать меня, будешь ныть, блевать, орать от боли… Будешь биться лбом о стенку, звать меня…
Он усмехнулся:
– Ты так хорошо знаешь, что бывает с теми, кого ты оставила? Ты уже промышляла этим? Ты привязывала к себе людей – специально? Мужчин? Богатых? Правда?
– Ты будешь корчиться, извиваться, тебе будет казаться, что твое тело рвут на части, что тебя заживо едят черви…
– Ты тоже, – сказал он без улыбки. – Все это ждет и тебя.
– А я выдержу, – сказала она сквозь зубы.
– Тем лучше, – он встал, приглашающе повел рукой к двери. – Прощай. Скатертью дорога.
– Это я писал письма, – сказал Влад. – Апрель – это я.
– Я догадалась, – сказала Анна после небольшой паузы.
– Я знал, что ты догадалась.