Долина совести
Шрифт:
– Человек, опасающийся преследования, мог бы выбрать убежище и получше, – озабоченно говорил Богорад.
– Убийца должен пройти мимо консьержа, – неуверенно возражал Влад.
– Не смешите меня! Консьерж – старенькая бабушка, а кодовый замок – три цифры – раскроет любой сосед, если ему правдоподобно соврать. У меня был кодовый замок, господин Палий, когда я еще жил в многоэтажном доме. И каждый вечер у подъезда собиралась толпа страждущих, которых некие растяпы пригласили в гости, однако забыли сообщить код входной двери. В конце концов какой-то добряк написал код мелом прямо над замком.
– Вы меня успокоили, – сказал Влад сквозь зубы.
– Я присмотрю за ней, – серьезно сказал Богорад. – За ней и за вами… У меня еще не было дела интереснее вашего. Ведьма и благотворитель. Отравительница и детский писатель. И трогательно встречаются каждые три дня, чтобы заглянуть друг другу в глаза либо плюнуть друг другу на ботинок… Спешат на встречу под часами… Занятная вы парочка, ей-же Богу.
Влад сидел на сырой скамейке посреди площади, под косоверхой старой елью. Анжела только что ушла. Тоска и беспокойство, всегда достигавшие максимума за минуту до ее появления, теперь улеглись и растаяли, будто и не бывало; Влад сидел, вытянув ноги в запыленных туфлях, и ждал, пока Анжела отойдет подальше. Пока ее алый пиджак – беззвучный цветовой крик, различимый за километр в сколь угодно плотной толпе – не скроется из виду.
Вокруг площади плотным потоком шли машины. Пешеходных переходов было два – один подземный, прямо у Влада перед глазами, и он от нечего делать наблюдал, как возникают, становясь выше с каждой ступенькой, восходящие из-под земли люди. Другой переход был у Влада за спиной – именно туда ушла Анжела, именно оттуда минутой спустя донесся странный звук: будто сотня людей одновременно схватила ртом воздух.
– А-а-а…
Гул толпы. Неразборчивые выкрики.
Влад обернулся – но увидел только зелено-коричневые еловые лапы; вскочив со скамейки – на бегу – он заранее знал, что произошло.
Она мертва.
Он мертв тоже.
Конец истории.
Конец.
Потом ему было стыдно за эти секунды. Стыдно до пунцовых ушей. Потому что, бегом огибая газон и елку, он страшно жалел себя. Себя и Гран-Грэма. Больше никого.
За лесом ног отлично видна была красная клякса на мостовой. Алый Анжелин пиджак – на белых полосах «зебры».
– Пропустите… Пожалуйста, пропустите…
Кто-то схватил Влада за руку. Болезненно и цепко; Влад обернулся.
– Ее толкнули, – сказал Богорад. – Ее толкнули прямиком под машину. Я это видел своими глазами!
Влад отстранил Богорада. Отодвинул с пути еще кого-то; «Вы врач?» – спросили ему вдогонку. Он не ответил.
Анжела лежала на спине. Крови не было. И без того хватало красного цвета; Влад подумал, что ненавидит людей, выдумавших алую одежду.
– Анжела?
Ее взгляд с трудом нашел его. Остановился на его лице.
– Отойдите! – это полицейский. – Дорогу бригаде!
Сквозь толпу действительно пробирались люди в белых и синих халатах. Рявкнула – и сразу
– Я ее муж! – рявкнул Влад неожиданно для себя. – Отойдите сами…
Появились носилки. Влад огляделся в поисках Богорада; того нигде не было видно.
– Я поеду в больницу! Я ее муж!
– Заткнитесь, – устало бросил немолодой врач.
Молодой человек с перепуганными, лихорадочно блестящими глазами что-то объяснял полицейскому. Размахивал руками так, что стоящие рядом опасливо сторонились. Рядом стояла желтая машина с распахнутой дверцей. Владу показалось, что он видит вмятину на неновом запыленном капоте.
– Расступитесь! Отойдите! Что вам здесь, цирк?!
Влад, никого не спрашиваясь, влез в машину, куда уже поставили носилки. Сел рядом; Анжела не закрывала глаза. Время от времени взгляд ее терял собранность, устремлялся в никуда; тогда Влад плотнее сжимал ее пальцы, и Анжела с видимым усилием фокусировала взгляд.
Дважды или трижды ее губы шевельнулись, но Влад так и не расслышал ни слова.
С мигалками, с сиреной, со всем этим воем и сполохами «Скорая» шла по городу – шла, брела, не мчалась. Тянулась, то и дело притормаживая, хотя дорога впереди была чиста, очищена шарахнувшимися в стороны машинами.
– Скорее! – не выдерживал Влад. – Что вы… делаете?! Скорее!
Врач смотрел на него угрюмо и зло.
– Скорее! Да скорее же!
– Заткнись, – кротко посоветовал врач.
Машина рванула было вперед – и угодила колесом в выбоину. Врач подпрыгнул на низкой скамейке; Анжела издала странный шелестящий звук – будто сухое дерево под порывом ветра.
Врач выругался:
– Легче! Лег-че, ч-черт…
Влад замолчал.
Теперь самое легкое сотрясение медленно ползущей машины било его, будто током. И он видел, что врача било тоже.
Анжелина рука остывала.
Запах, которого не забыть.
– Уйдите, – сказал раздраженный врач. – Идите, поспите… от того, что вы будете здесь торчать, пользы не будет никому.
– Впустите меня, – сказал Влад.
– Вы соображаете, что говорите?! Отойдите с дороги. У меня нет времени с вами тут…
Влад отошел. У стены стоял ряд клеенчатых кресел, вроде как в кинотеатре; Влад сел, прислонился затылком к холодной стене и опустил веки. На секунду.
…Он в кино. Ему пятнадцать лет; рядом сидит Иза, грызет семечки и смеется невпопад. Сидящие впереди зрители оборачиваются и раздраженно шипят; Влад шепотом просит Изу не нарываться, но она не слушает и снова хихикает.
Влад смотрит на экран. На экране – круглое темное окно (осциллограф? Что-то из курса школьной физики… Или нет?). Поперек окна протянута зеленовато-светящаяся зубчатая линия; неровная, как верхушки далекого леса. Изломанный горизонт.
Зрители, сидящие спереди, уже не стесняются говорить громко. Их голоса эхом отдаются от стен, накрывают собой весь зал, грохочут в ушах, но Влад не понимает ни слова – как будто говорят на чужом языке. Тогда зритель, сидящий сзади, прижимает к затылку Влада холодное дуло пистолета; Владу неудобно, но он терпит. Он же все-таки в общественном месте… Значит, надо вести себя сдержанно…