Доллары за убийство Долли [Сборник]

Сименон Жорж

В хижине было темно, свет проникал только через прорехи на крыше и неплотно пригнанные доски ставен. Из-под двери, запертой на ключ и на засов, пробивался тонкий лучик летнего солнца. Пол затрещал под весом Крэнсона; еще ослепленный дневным светом, он заморгал.

В углу хижины сидел Райнер и молча курил «Честерфилд». Увидев его, швед расплылся в улыбке всем своим жирным лицом.

Райнер, взглянув на него, протянул бутылку самогонки, лежавшую рядом на полу. Крэнсон сделал большой глоток, отчего уровень жидкости уменьшился на целый

сантиметр, и положил бутылку на пол.

— Классно, — сказал он, — просто классно.

Он говорил медленно, с трудом подбирая слова, но чем больше проходило времени, тем лучше они начинали понимать друг друга. Райнер чувствовал, как в неповоротливом-мозгу шведа зарождается чувство глубокой признательности. Это чувство, которое он никак не высказывал, прорывалось на мгновение в некоторых взглядах и жестах.

Райнер протянул ему пачку пельменей. Они договорились, что огня разводить не будут, потому что даже тончайшая струйка дыма могла бы навести на след. Крэнсон, открыв пачку, стал запихивать в рот холодное тесто, фаршированное мясом.

Поев, Крэнсон присел на корточки и стал ловко разделывать принесенную рыбу. В темноте блеснуло белое мясо: двумя взмахами ножа он вынул ребра и кинул их в угол хижины.

Райнер наблюдал за ним.

— Моряк? — спросил он.

Крэнсон, медленно прожевывая рыбу, кивнул:

— Четыре года на Балтике. Рыбная ловля.

Сделав ножом неопределенный жест, он добавил:

— Море очень хорошо. Хорошая жизнь.

Ничего не ответив, Райнер вновь протянул ему бутылку.

Крэнсон, глотнув, вернул самогон.

Некоторое время они ели в молчании.

— А в Америке почему?

Крэнсон поднял кусок, упавший на пол, засунул в рот и стал жевать, не поднимая головы.

— Однажды вечером у меня с двумя типами вышла размолвка…

Пальцами он изобразил их шатающуюся походку.

— Двое, — сказал он, — их было двое.

Его кулаки сжались, и он нанес в пустоту удар левой удивительной силы и стремительности. Райнер протянул ему зажженную сигарету, которую Крэнсон машинально сунул в рот. Казалось, светящийся красный кончик, еще более яркий в полусумраке хижины, гипнотизировал его.

— Ты их убил?

Крэнсон с жалкой, неуверенной улыбкой пожал плечами, и перед его глазами поплыли смутные изображения прошлого: его бегство в доки, затем несколько ночей в трюме корабля, Нью-Йорк, работа грузчиком, наркотики, щуплые молокососы, укравшие у него кокаин. Все остальное виделось, как в тумане, — казалось, с ним не происходило ничего вплоть до того момента, когда эта голая шлюха со своим черноволосым парнем стала над ним насмехаться в том никелированном дворце. Каким жалким и неуклюжим он чувствовал себя перед ними — и этого оскорбления снести не смог. Это было как пощечина.

Райнер и Крэнсон лежали рядом: до наступления темноты им нельзя было выходить, потому что погоня уже наверняка шла по их следу. Сквозь дыры в потолке они видели узкие полоски бледного

неба. На деревьях стрекотали цикады; теплый южный ветер колебал стебли камышей, которые терлись друг о друга, выводя свою невнятную потрескивающую мелодию.

Вдали хрустнула ветка. Райнер, приникнув к одной из щелей, не отрывал глаз от пропыленной тропинки, по которой могла прийти опасность.

Воздух звенел от жары. Он закурил еще одну сигарету, щелкнув спичкой о ноготь большого пальца.

Внезапно Свен Крэнсон приподнялся на локте. Райнер, не торопясь, оторвал взгляд от пустынной дороги и посмотрел на соседа. На широком лице шведа читался невысказанный вопрос.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Почему? — выдохнул наконец Свен.

Все в нем напряглось от ожидания, и Райнер увидел, как в жирных складках кожи бьется шейная артерия.

Он понял, что хитрить здесь незачем; Крэнсон задал вопрос, который обжигал ему губы с самой первой секунды: почему надзиратель Джим Бэнсфилд поставил на карту собственную шкуру, чтобы спасти осужденного на смерть Свена Крэнсона. И пока ответ не будет дан, между ними не будет доверия.

Одним щелчком Райнер сбросил паутину, протянутую пауком от пола к табуретке, сделанной из плохо оструганного полена.

Он знал, что рано или поздно этот вопрос будет задан, рано или поздно отвечать придется. Резко повернувшись, он взглянул прямо в лицо толстяку.

— Я спас твою шкуру, — сказал он.

Крэнсон кивнул с такой силой, что затряслись жирные складки на груди.

— Теперь ты должен спасти мою.

Смысл этих слов медленно доходил до Крэнсона. Плечи его обмякли, как будто на них легла невыносимая тяжесть.

— Как?

— Я тебе объясню, это сложно, но ты сумеешь, если будешь делать, что я тебе скажу. Если наше дело выгорит, получим очень много долларов.

Свен, нахмурив брови, силился понять.

— Мы уедем?

— Да.

— Вместе?

Райнер вытянул затекшую ногу и улегся, положив голову на моток веревки.

— Вместе, — сказал он.

Крэнсон очень медленно лег рядом.

Не самое лучшее из объяснений, но пока и этого хватит.

Над их головами голубые полосы становились все бледнее. Через несколько часов станет совсем темно.

— Отдыхай как следует, — сказал Райнер, — ночь мы проведем в камышах, и спать нам не придется.

— О’кей, — отозвался Крэнсон.

Несмотря на жару, швед накрылся рваным армейским одеялом, которое они обнаружили в хижине.

Райнер положил руки за голову, продолжая следить за пустынной дорогой, медленно поднимающейся к холмам.

* * *

Погас последний луч света. На часах было полдевятого.

Райнер бесшумно встал и потянулся. Рядом зашевелилась темная масса Крэнсойа. В темноте его лица не было видно, но Райнер чувствовал, что глаза шведа устремлены на него и что он старается уловить малейший его жест.