Доля правды
Шрифт:
Нет, в это он не верил. Слишком большую роль в запутывании дела играла журналистская истерия, чтобы допустить, что этим никто не управлял.
Внезапно у него над головой раззвонился монитор. Шацкий застыл, он терялся в догадках, что это значит. Скорее всего, ничего хорошего. Не прошло и пятнадцати секунд, как в палату вбежала медсестра. Подлетела к нему, но вовремя остановилась, беспокойство на ее лице сменилось успокаивающей улыбкой. Она сунула руку ему под больничную рубашку.
— Вы так не вертитесь, а то датчик отклеится и включится сигнал тревоги, — произнесла она очень низким, почти мужским голосом. — Зачем пугать себя
Сестра приклеила датчик, подмигнула и вышла. Шацкий ей в ответ не подмигнул, а занялся преследованием ускользающей в нейронных дебрях мысли. В голове затренькал звоночек. Тревога. В чем дело? Ага, ясно, «Тревога». Так назывался сервис портала «Газеты Выборчей», куда читатели присылали информацию вместе со снимками и видеороликами. Гениальное решение во времена диктата информации, с одной стороны, и нехватки бюджетных средств в редакциях — с другой.
Он быстренько просмотрел сервис и конечно же ничего не нашел. Громко выругался: раненой ладони было не по нраву стучать по клавиатуре, жгучая боль распространялась до самого плеча, что имело свои плюсы — не позволяло ему погрузиться в дремоту или несущественные раздумья.
Шевели мозгами, Теодор, торопил он себя, «Тревога» — нет, но ведь существуют и другие подобные места. Стал искать. В TVPэто называлось «Твоя информация», в Радио-Зет — «Инфотелефон», но и то и другое ничего не дало. А существуют ли какие-нибудь информационные блоги, подумал он и приуныл от одной мысли, что придется погрузиться в пучину «Твиттера» и «Фейсбука». Заглянул еще раз на канал TVN24, у которого также была сеть осведомителей — сервис назывался «Контакт-24». Был он организован лучше остальных, любой пользователь мог там вести свой блог, редакция просматривала записи, самые интересные попадали на главную страницу, их даже использовали на телевидении, что специально оговаривалось. В свою очередь, новости сервиса соответствующим образом отмечались тэгами и указывалось, информация каких пользователей легла в основу сюжета.
Принимая во внимание именно этот факт, он начал читать все связанные с его делом новостные сюжеты, начиная с самого старого — об обнаружении тела Будниковой. В Сандомеже на рассвете, бла-бла-бла, исторический город, труп под стенами Старого города, загадка, достойная отца Матеуша, бла-бла-бла. Их было много — тех, кто приложил руку к рождению этого хаотического текста. Sando69, KasiaFch, OlaMil, CivitasRegni, Sandomiria…
Твою мать!
Одним из упомянутых был пользователь с ником пеката.
Шацкий щелкнул, вошел на его страницу. Десять записей, все касались сандомежских убийств. Возле каждой стояла пометка, что ее использовали как в «Контакте-24», так и в телепрограмме. Короткие, написанные сухим, доступным языком, они несли в себе самую существенную информацию.
Первая запись от 15 апреля звучала так: «В Старом городе, в Сандомеже, у здания синагоги найдено обнаженное тело зверски убитой женщины с перерезанным в нескольких местах горлом».
Впиваясь взглядом в экран, прокурор Теодор Шацкий почувствовал, как сердце начинает бешено колотиться, — еще минута, и он позовет сестричку, а та, по всей видимости, удивится, ведь датчик под рубашкой на своем месте. Его реакция была вызвана не столько содержанием записи и даже не ником автора, сколько временем публикации.
Он
Он проверил. 15 апреля 2009 года солнце в Сандомеже взошло в 4.39.
Запись в «Контакте 24» появилась 15 апреля в 4.45. Это означало, что ее автором был либо убийца, либо один из тех, кто изначально участвует в следствии. Или и то и другое. Еще вчера он пришел к убеждению, что знает убийцу, что им должен быть кто-то, с кем он сотрудничает, с кем ежедневно пьет кофе, просматривает документы и планирует, что нужно сделать на следующий день. Но хотя он и принимал во внимание такой вариант, подтверждение гипотезы вызвало у него отчаянное сердцебиение.
Необходима информация от Мышинского, надо позвонить Кузнецову. Но прежде всего нужны выписки из архивов. Позарез.
Очаровательная сотрудница келецкого филиала Института национальной памяти, один к одному мини-мишлен [149] , округлости на округлостях, но ни одной лишней, подкатила доверху заваленную документами тележку, дружелюбно улыбнулась и принялась выгружать папки на стол. Папкам, казалось, конца не будет.
— Вы уверены, что всё это для меня?
— Процессы «проклятых солдат» в сандомежском повяте, 1944–1951 годы, так?
— Абсолютно точно.
149
Надувной человечек, символ компании «Мишлен», производящей автомобильные шины.
— Тогда наверняка это всё для вас.
— Простите, я хотел только убедиться.
Она бросила на него леденящий взгляд.
— Послушайте, я здесь работаю семь лет, на этих «проклятых» сделала диплом, кандидатскую и докторскую, накропала десятка полтора статей и две книжки. И как раз эти папки я могу снять с полки с завязанными глазами.
Ему вспомнился скабрезный, хотя и страшно уморительный анекдот про завязанные глаза, и он улыбнулся своими.
— И предупреждаю, если начнете мне тут травить про завязанные глаза, забираю папки, вас отсюда выпроваживает охрана, а в следующий раз вам придется прислать сюда своего полномочного представителя. На вашу шовинистскую, сексистскую кодлу никакая научная степень не действует, и надо кием лупить по морде и яйцам, чтобы вколотить хоть чуточку культуры в вашу пустую башку. Однако чем я еще могу вам помочь?
Он лишь покачал головой, боясь себя выдать. Теперь он отдал бы все на свете за номер ее телефона — так действовал на него подобный темперамент. Ассистентка гневно взглянула на него, развернулась и зашагала прочь, демонстративно покачивая бедрами.
— Секундочку! Я бы еще хотел…
— Бог свидетель: если речь пойдет о номере телефона или подобных вещах…
— Наоборот. Речь пойдет о ваших знаниях.
Он вытащил из записной книжки листочек с интересующими его фамилиями и протянул бумажку этой молодой представительнице слабого пола.