Должность во Вселенной
Шрифт:
На стенах красовались «Вероники» — видимые с ребра Галактики, похожие на те. что с Земли наблюдает в созвездии Волос Вероники; «Треугольники» — рыхлые спиральные структуры, наподобие имеющейся в созвездии такого названия. А на иных снимках и просто указывали «81-А», «31-Л» и тому подобное — в соответствии с образами Галактик, обозначенных в каталоге Мессье этими номерами. Буквы и дополнительные числа означали, сколько такого вида звездных вихрей довелось наблюдать и заснять в Меняющейся Вселенной.
…И это еще было ничего, если увиденное в очередной Метагалактической пульсации, Вздохе-Шторме первичной материи (или
Сам Анатолий Андреевич, хотя большинство снимков были делом его рук, названий им не придумывал: они его — а равно и номера или индексы при них — как-то не интересовали. Он держался взгляда, что для восприятия Единого не только не надо присваивать названия новым образам, порожденным им, но невредно и позабыть названия для «Земли», для «Солнца», «времени», «пространства», «жизни»… Зачем этикетки первичному! Впрочем, мысль эту — как и большинство своих получувств-полумыслей — он пока не высказывал.
И жене своей Анатолий Андреевич до сих пор и словом не обмолвился о Меняющейся Вселенной, чтобы она не стала наставлять: что ему там делать и как себя вести.
Он совершил полный круг по коридору, чтобы пропитаться соответствующим настроением.
В просмотровом зале, куда он после этого вошел, настроение ему в два счета испортили, вернули в мелкость, в прозу. Здесь Любарский и Буров прокручивали вчерашнюю добычу в MB.
— Плохо, Анатолий Андреевич! — вместо приветствия встретил его возгласом завлаб. — Просто никуда, зря поднимались. Смотрите сами!
Васюк посмотрел на экран — и почувствовал свою вину.
…Как-то так вышло, что в лаборатории на него сваливали все фото— и кинодела; включая и самые малопривлекательные, многочасовую возню в темной комнате над бачками и ваннами с реактивами, от чьих испарений потом болела печень. Одни напирали — не без улыбки — на историческую преемственность от его подвига в Таращанске: кому же, мол, как не тебе? — хотя, стоит заметить, после школьных лет то был первый фотоопыт Анатолия Андреевича (и аппарата не имел своего, пришлось позаимствовать в универмаге). Другие без всяких улыбок считали само собой разумеющимся, что Васюком-Басистовым можно затыкать любую дыру.
— Но ведь строго-то говоря, Анатолий Андреич, по вашей специальности «механизация животноводства» у нас здесь в самом деле пока ничего нет! — заявил на его робкий протест Буров,
А сегодня как раз и выяснилось, что его неопытность и непрофессиональность в данном вопросе обернулись неприятностью: высокочувствительные — и в ультрафиолетовой части спектра, в которой наиболее выразительно проявляют себя вещественные образования в MB, — кинопленки с отснятыми во вчерашнем подъеме Буровым и Панкратовым Галактиками и звездами (в процессе их эволюции!) дали вуаль. На экране сейчас мельтешило бог знает что.
Остановили проектор, включили свет, стали разбираться. И скоро выяснили, что качество обработки пленок Васюком в этой беде не повинно, что причина глупее и постыднее: забыли — и он забыл! — о сроке годности. У чувствительных пленок он короткий, менее года. И за трое суток, минувших с момента, когда Альтер Абрамович, гордый своим снабженческим подвигом, доставил сюда триста пятьдесят километровых кассет («И лучше не спрашивайте, ребята, как я их добыл: шестьдесят тысяч по безналичному расчету, так это, между нами, еще далеко не все!»), срок этот — при ускорении 150 — с лихвой перекрылся. В первые подъемы на них сняли отличные фильмы об MB.
Самое скверное, что пропали и более трехсот неиспользованных кассет. Медленно привыкают люди к новому, косность где-нибудь да просочится: они давно усвоили, что за день наверху можно выполнить работу многих месяцев, что еще выше, в ядре, за секунды сотворяются и разрушаются вселенные… а применительно к хранению фототовара, к сроку его годности, трое суток в умах всех так и остались тремя сутками.
— И в холодильник не догадались сунуть кассеты-то, — раздраженно ворчал Любарский.
— Сначала кому-то следовало бы догадаться обзавестись холодильниками большой емкости, — парировал Васюк. — В те, что есть, бутерброд лишний не сунешь, забиты.
— А что мы теперь Альтеру скажем? — вступил Буров. — Эти надо списывать, просить у него новые… н-да! И зачем он их наверх к нам все припер, кассеты эти? Лежали бы у него на складе…
Они злились сейчас друг на друга, на снабженца — и вообще на жизнь.
— Но главное: с чем мы сегодня вверх поднимемся? — расстроенно потер лысину Варфоломей Дормидонтович. — С пустыми киноаппаратами?
— Это-то как раз ничего, — сказал Буров. — Сегодня у вас испытательный подъем. Освоение боковых перемещений и слежении.
— А «пространственные линзы»? — спросил Любарский.
— А еще не готовы электроды… и схема.
Буров лукавил: с «линзами» и электрическим управлением ими у него все было исполнено. Но он сейчас вынашивал замысел, которым не хотел делиться, — и решил кое-что придержать для себя.
Так они перешли к другому делу. Поднялись на крышу, Витя показал им новые приставки и изменения в управляющем блоке кабины.
— Вот, — говорил он с некоторой горделивостью, — теперь ведущий будет работать, как пилот в реактивном истребителе. Только ногой не газок выжимать, а пространство-время… Левая педаль — пространство, нажать «вперед», отпустить «назад», а правая — время: нажать «ускорение», отпускать «замедление»… Это, понятно, в пределах одного диапазона неоднородности, а переключение диапазонов, как и было, на пульте…