Дом без родителей

Иванов Сергей Григорьевич

– Мама всех нас бросила. Меня и брата она в магазине оставила. Завела в отдел, а сама убежала. Брат сейчас в восьмом классе, вы, наверное, знаете. Он говорит, как только ему восемнадцать будет, заберет меня. Вместе жить станем. Вот бы еще папа был! С папой, наверное, хорошо, правда?..

Женя замолкает, стоит, прижавшись к моему боку...

Педагоги давят на детей, наседают ради выполнения своей программы. Порой мне кажется, что педагогические задачи решаются даже в ущерб медицинским. Ведь у нас многие дети ослабленны, многие невротики, а эта школьная принудиловка

рождает в детях стойкое отвращение к разным предметам и к учебе вообще, гасит искры таланта. Ребята инстинктивно протестуют прогуливают, пытаются спрятаться в изолятор.

По-моему, детдом не должен быть только местом призрения брошенных детей, не должен быть обычным учреждением, каковым является сегодня. Любой детдом должен быть школой санаторного типа - с медицински обоснованным режимом дня, с повышенным вниманием к вопросам здоровья, с кабинетами физиотерапии и лечебной физкультуры, с врачами - узкими специалистами, которые или вошли бы в штат, или на какой-то другой основе могли наблюдать детдомовцев.

Или пускай подобный - медицинский - уклон будет у детдомов первой ступени, главная задача которых - провести реабилитацию ребенка после неудачной семейной жизни, возродить его телесно и духовно.

А затем наступает время лицея (так я его назову)... План его мне не ясен до конца. Я вижу в нем равенство детей и взрослых... Я вижу педагогов, которых не делят на учителей и воспитателей...

У меня в кабинете Ленка. Она наливает воду из графина в пластмассовый стаканчик, чтобы запить таблетку "от головы".

Тут влетает лихой третьеклассник, заводила среди своих ребят. Он выхватывает стаканчик из-под Ленкиной руки и выплескивает воду себе в рот. При этом поглядывает эдаким удальцом, которому все позволено.

– Что там было?
– спрашивает небрежно, то ли к Ленке адресуясь, то ли ко мне.

– Сильнейший яд!
– говорю я с серьезным видом.
– Хотели крыс травить!..

Зачем я это сказал, сам не знаю. Видимо, из-за желания "осадить нахала". Но после моих слов происходят страшные вещи. Третьеклассник меняется в лице, бледнеет на глазах, скрючивается, стонет. Вижу, что это не игра, не притворство. Ему действительно плохо - начинается неудержимая рвота. Он буквально заливает пол рвотными массами.

Я испугался, но стараюсь этого не показывать. Уверенным, твердым голосом объясняю парню, что в стаканчике была вода. Обыкновенная. Ленка подтверждает.

И... рвотные позывы прекращаются. Лихой заводила сидит на кушетке обессиленно, мокрые волосы прилипли ко лбу. Некоторое время он еще ощущает, что болит желудок. Затем боль исчезает.

Ленка принимает свою таблетку и уходит. Я опасливо поглядываю на третьеклассника и в сотый раз даю себе клятву никогда необдуманно не швыряться словами...

Наташа услышала, что я разговариваю с Женькой, и захотела рассказать о себе.

– Я с братиком жила, он теперь в Ивангороде. А папа все время пил. И кричал на мамочку. Приходит и сразу кричит: "Давай жрать!.." И обзывается по-всякому. А мамочка молчит. Она на двух работах работала. Днем на одной, а вечером

на другой. Придет в десять вечера, поест и падает без сил. А мы стараемся ее утешить - рассказываем, как мыли полы, учили уроки. Иногда она сядет на кровати и плачет. И мы вместе с ней. А когда папа с теткой-пьяницей связался, мама совсем заболела. Эта тетка появится и орет, как дура, что квартиру нашу надо делить, что папа не хочет с нами, а мы, когда вырастем, все равно будем ему алименты платить. Разве это правильно, что нам такому папе платить надо? Разве мы ему должны что-то? Ведь он для нас ничего хорошего не сделал. А когда мамочка умерла, вообще нас бросил...

У Наташи толстые губы, челка покрывает весь лоб. Вчера она очень серьезно спросила:

– Сергей Иванович, я красивая или нет?..

Вижу, что Зинаида Никитична в хорошем настроении. Прошу:

– Вы обещали про себя рассказать.

– Да, помню...

Она задумывается и грустнеет на глазах.

– В молодости была глупой. Большую любовь проворонила. С одним моряком танцевала, провожал он меня. Потом уехал и стал письма писать. Признался в любви. Я ответила благосклонно. Обещала ждать. И ждала целый год. А через год поступила в институт. И послали нас в колхоз. Пропади она пропадом, та поездка... Приглянулась я шоферу колхозному. Кудрявый, смелый, веселый. Пел хорошо, играл на гитаре. Короче, мы расписались и уехали в город.

Она вздыхает. Я хочу прервать ее, но не успеваю.

– Мама да братья невзлюбили мужа. Стали придираться. А он оказался слабым. Решил водкой обиду залить. Дочка родилась. Муж пил все больше. Ну и развелись...

– А моряк?

– Узнал, что я замуж вышла, и перестал писать. Так и потеряла из виду... Прожила жизнь одна. Доченьку растила...

Сережа пришел, отвлек меня от первоклашек и потребовал, чтобы мы снова сыграли в кабинете сказку про кукушонка. Вместе с Сережей пришли два восьмиклассника.

– Они не верят, что мы сами сочинили!
– сказал Сережа.
– Давайте мы покажем!..

Я согласился. Срочно послали одну из первоклашек за Ленкой. Она явилась, и незадолго до обеда состоялся спектакль. Мне показалось, что наши "партии" звучали задушевнее, чем прежде. Наверное, потому так было, что мы изменились и сейчас, когда пели, вспоминали лучшие времена ..

– Это же готовый мультфильм!
– сказал один и. восьмиклассников.
– И директор не согласился это поставить? Ну и ну!

– Как ты верно сказал про мультфильм!
– удивился я.
– Я думал о театре музыкальной сказки. Про мультик не подумал. Давайте вместе поедем на киностудию?

– Да нам-то зачем!
– сказали восьмиклассники хором и ушли.

– Меня мама скоро заберет!
– напомнила Ленка.
– Поезжайте без меня!..

А Сережа промолчал, глядя в сторону. И по его молчанию я понял, что он тоже не поедет со мной...

Я съездил на киностудию. Съездил один, без ребят. Результат поездки никакой - меня не пропустили дальше вахтера. Так и не узнал, можно ли превратить нашу "Сказку про кукушонка" в мультфильм.