Дом без воспоминаний
Шрифт:
– Нет.
– Так вот… У тебя двадцать шесть белых носков, восемнадцать черных и шестнадцать красных, и все перемешаны в ящике, который стоит в темной комнате: сколько носков нужно вынести из комнаты, чтобы могла получиться пара одного цвета?
– Три, – тут же отвечаю я. – Если два первых носка – непарные, достаточно соединить какой-то из них с третьим.
Он как будто призадумался. Разумеется, он знает разгадку и, наверное, удивляется, что я так быстро нашел ответ. Мне показалось, что этот элементарный расчет меня словно от
Что бы случилось, если бы я ошибся с ответом?
– А ты смышленый, – хвалит меня мужчина. Но не выглядит довольным; может быть, то, что я не тупица, представляет для него проблему.
Я боюсь спросить, что теперь будет. Однако он сам рассеивает все мои сомнения.
– Я скажу тебе, что мы будем делать, – заявляет он решительно, ободряющим тоном. – Сейчас я пойду вздремну, твои родичи разрешили мне пользоваться их кроватью, пока они в отъезде. Пожалуй, просплю до ужина.
Насчет кровати – полный бред, но я задаюсь вопросом, что же мне тем временем делать. Не успеваю открыть рот, как он встает со стула и направляется к французскому окну.
– Ты будешь тихо сидеть тут, правда? – спрашивает, выглядывая наружу.
Я не отвечаю – пусть думает, что я могу попытаться сбежать.
– Там, снаружи, полно плохих людей, я бы не хотел, чтобы с тобой случилась беда, – терпеливо поясняет он. – Твои родичи попросили последить за тобой, пока их нет.
Теперь я понимаю, что опасность не снаружи, а здесь, в доме. И сбежать не получится.
– Но ты, конечно, никуда не уйдешь, – заявляет незнакомец, уверенный в себе и, кажется, во мне тоже. – Ты слишком хитрый малец.
В его взгляде скрывается что-то куда более опасное, чем лезвие ножа. Некий умысел. Не банально злой – гениальный. Что-то мне подсказывает: человек, стоящий передо мной, обладает особым талантом, он уникален. Бог специально создал его для кровавой, несущей страдания миссии. Какова бы ни была его цель, мои родители перешли ему дорогу случайно. Не знаю, что с ними сталось, но не верю, чтобы они уехали в Северную Европу, как утверждает чужак. Однако в данный миг меня мучает только один вопрос: зачем этот монстр, присвоивший себе человеческий облик и так непринужденно его носящий, хочет оставить меня при себе?
– Ты прав, дядя, – поддакиваю я, делая вид, будто ему окончательно доверился. – Я останусь в доме.
Я надеюсь на то, что, выказывая покорность, узнаю как можно позже, какова моя роль в его плане. Кроме того, мне нужно время – понять, что происходит, и принять какие-то встречные меры. Мне ясно одно: я к этому не готов, я никогда не переживал ничего подобного. Я только сейчас осознаю, что всегда был счастлив. Но благосклонное божество, до сих пор незримо опекавшее мое детство, вдруг покинуло меня.
Незнакомец кивает. Может быть, он поверил мне, а может быть, слишком хитер. Но
– Я бы на твоем месте не спускался в подвал.
17
Нико внезапно умолк.
Джербер не ожидал этого.
– Ты меня слышишь? – попробовал он спросить, надеясь снова привести рассказ в движение.
Но мальчик молча качался в кресле, будто все слова у него вдруг иссякли. Одно лишь кресло скрипело и скрипело. Навязчивый звук.
Психолог не знал, что делать, ничего не понимал. Что произошло? Он был уверен, что сказочник хотел рассказать всю историю.
Ты выслушаешь все, что я имею сказать… до самого конца.
Он встал с кресла, подошел к Нико посмотреть, что остановило его. Тот лишь поднял на доктора взгляд. Тогда Джербер вынул из кармана фонарик-карандаш, включил его и посветил мальчику в глаза, чтобы проверить рефлекс и понять, спит он или бодрствует. Мальчик не двинулся с места, даже под слепящим лучом не опустил век. Гипнотизер осознал, что пациент по-прежнему пребывает в состоянии легкой заторможенности. Глаза его видели, но не смотрели.
Он вернулся в затерянную комнату.
Джербер выключил фонарик и в смятении отступил на шаг. Все стало понятно. Николин вел себя как механическая игрушка, у которой кончился завод, или как некоторые автоматы в луна-парке, которые вдруг замирают и не приходят в движение, пока не опустишь в щель очередной жетон.
Ты выслушаешь все, что я имею сказать…
– …до самого конца, – шепотом закончил он фразу. Сказочник похоронил свою историю по частям, распределив ее на нескольких уровнях сознания, догадался психолог. Словно в аду, круг за кругом, на каждый кусок истории. И это очередное, высшее доказательство его виртуозного владения гипнозом. Никому не ведомо, в какую глубину должен проникнуть Пьетро Джербер, чтобы выяснить, чем все завершилось.
И что скрывается в конце этого спуска в бездну.
Улеститель детей сразу понял, что вновь активировать Николина будет непросто. Раньше были иголка и пуговица, футбольный матч, а потом цветок; на этот раз требуется новая отмычка, чтобы перейти на другой уровень. Он не видел никакой практической надобности в подобной системе, это скорее было похоже на вызов. На чертову охоту за сокровищем.
Но расплачивался за чье-то безумие Николин.
Снова нарушив правила, каких надо придерживаться с пациентами: соблюдать дистанцию и не вступать с ними в физический контакт, Джербер взял мальчика за руку.