Дом быта

Нифатова Маша

Запах времени

Как сохранить время? Как закупорить его так, чтобы оно не выдохлось, но и не задохнулось?

Недавно один поэт позвал меня гулять в Кусково, на закате мы пили с ним вино у пруда, потом в парке и, наконец, у него дома. Когда мы переходили на другую сторону железной дороги, он взял меня за руку, а я почему-то не забрала её, хотя чувствовала ненужность этого. «Зачем?» – думала

я, и рука моя неестественно, как будто неживая лежала в его маленькой пухлой ладони. Я люблю руки с длинными пальцами, такие играют на клавишах или на струнах. У меня тоже такие. «Просто попробуй», – шептало моё рациональное я, которое знает, почему мне бывает страшно по ночам и тоскливо по утрам. Это было похоже на то, как в детстве мне давали омлет, с этой же присказкой: «Просто попробуй». Сдерживая рвоту, я начинала жевать, а потом блевала прямо в тарелку.

Я не забирала руку, но когда поэт начал томно дышать мне в ухо, меня прорвало, я стала грубой. А он будто этого и ждал. Он готовил и угощал меня стейками, я же кормила его своим презрением, он радовался и хотел ещё. Это было уже у него в квартире, где мы открыли вторую бутылку вина. В настоящей советской квартире, в перовской хрущёвке без лифта. Квартире тридцатичетырёхлетнего поэта, родители которого уже давно живут за городом, но ощущение, что скоро вернутся. К своим вещам, в свою обстановку. Бордовые ковры на полу, на стенах, и даже на стульях, стенка в комнатах, голубая плитка на кухне, обязательно включённый телевизор с футболом, краковская колбаса на столе, окошко в стене ванной, и посреди всего этого сияющее лицо поэта были настолько советскими, что я непрестанно смеялась. Я смеялась над интонациями поэта, когда он голосом Карлсона говорил, что он же лучше собаки, скучавшей дома без меня. Самое несексуальное, что может сделать мужчина – это говорить голосом Карлсона и жить в быту своих родителей.

Кажется, если бы я там осталась, я бы проснулась в семидесятых, в ситцевом халате в мелкий цветочек и с бигудями на голове. У меня был бы пьющий муж, трое детей и работа в школе через дорогу.

Да, почти всё в тех комнатах относилось к советской эпохе, кроме одного. Войдёшь туда с закрытыми глазами – они не будут отличаться от любых других, наполненных современным перовским воздухом. Запах стейков, сыра и вина – это что-то из нашего времени. А как пахло в эсэсэсэровских квартирах? На фотографиях не увидеть. Попробую

полистать воспоминания.

Ярок запах деревни, куда меня бандеролью отправляли на всё лето: кисловатый запах молока, надоенного двоюродной бабушкой, аромат садовых яблок, ледяной колодезной воды, запах ковров, деревенской послеобеденной тишины в доме, в котором всегда держалась прохлада, несмотря на жару снаружи. А какой запах жил в нашей квартире? Запах камфорного и хвойного масла – бабушка любила намазаться чем-то таким. Хозяйственного мыла, которое нюхаешь, заранее сморщив нос. Запах киндер-сюрприза в праздничные дни. Супа из пакетиков в тяжёлые дни, пельменей – в дни, когда все работали, пирожков или блинов – в воскресное утро, когда бабушка была дома.

И всё же это запахи перестройки. А каким был воздух до неё? В комоде лежат несколько флакончиков советского запаха. Точнее, его теней, ведь не факт, что аромат сохранился таким, каким он был в декабре девяностого года (дата разлива на дне пузырька), прямо перед распадом СССР. Новая заря, цена восемь рублей, одеколон «Консул» Москва – Париж. Совсем новый флакон. Желтоватая, цвета анализов, жидкость могла быть нетронутой с девяностого года, но этого не понять. Внутри – резкий запах кабинета с чернокожим диваном и красным ковриком, письменный стол, кресло. В кресле мужчина. Кажется, директор завода. У него две дочери и одна жена, каждый день он заявляет о своём существовании размашистой подписью на бумаге. За окном темно и холодно. В кабинете обязательно лампа, с тёплым светом.

Консул – это советская образцовость. Где-то хорошо выметенная главная площадь с курантами. Парад, горбатые запорожцы. Названия магазинов курсивом. Гул вокзалов. Что будет, если нанести одеколон на себя? На моей коже он пахнет лесом. Сухой сентябрь, трескучий костёр. Становится спокойно, и я засыпаю.

Мне снилось ожидание. Мама позвала в гости моих друзей и почему-то Александра Георгиевича, моего преподавателя по гитаре. Было некомфортно оттого, что мама решила его пригласить, но, тем не менее, я ждала его во сне. Наверное, он приснился мне как образец человека, который должен пахнуть Консулом. Пользовался ли им Александр Георгиевич лет сорок назад или пытался достать у фарцовщиков запах запада? Ведь не комильфо человеку с банджо и ковбойском жилете носить аромат советского клерка…

Конец ознакомительного фрагмента.