Дом Дверей: Второй визит
Шрифт:
— Давай все же послушаем мнение мистера Кристиана, если он, конечно, еще не взбунтовался и действительно появится перед нами.
Это была неуклюжая попытка пошутить, и остальные никак на нее не отреагировали, тем более что камера все еще показывала колышущуюся «живую» массу. Через пару секунд на экране вновь показалась палуба «Осло Стар», а на ней старпом собственной персоной. Харальд Кристиан представлял собой утрированный, даже карикатурный тип норвежского моряка: в комплект входили и шкиперская бородка, и полная оснастка на случай штормовой погоды.
Но на этом шарж не заканчивался, поскольку, хотя Кристиан и говорил на английском (весьма посредственном), но речь его наполнял ритм его отечества, огонь и сила бесстрашных суровых предков. И голос его, как и лицо, был таким же каменным и прямым, как фьорд:
— Эта водоросли, — крякнул он. — Вонючие водоросли. Мы видеть раньше, но не такой. Эта как саргассы, понимаете? Но саргассы — легенда, и они на юге, в теплых морях, между Азорскими и Гебридскими островами.
— Саргассы? — Ричардс поднял взгляд на загорелое, обветренное лицо Кристиана:
— Саргассово море? Море водорослей? Вы думаете, что часть Саргассова моря занесло на север? Вы именно это хотите сказать?
— Xa! — фыркнул старпом и засмеялся. Но смех его показался Джиллу очень напряженным. — Нет, я, ей Богу, такого не говорил. Саргассово море — это легенда, но вот эта дрянь — настоящая. Не могу сказать, откуда она взяться. Может, какой-то арктический вид растений оторвало вместе с айсбергом, и они растут как бешеные, когда айсберг попадает в более теплые воды. Но «Осло Стар» — ледокол. С водорослями поделать не может ничего. Мы теперь уходить домой.
— А айсберг? — не отставал Ричардс. — Вы измерили его? Вам известно, насколько он большой?
— О, он большой! — усмехнулся Кристиан. — Но «Осло Стар» — ледокол, а не корабль-камикадзе!
— В смысле?
— Мы спроектированы с расчетом раскалывать лед толщиной в несколько дюймов, даже футов, — объяснил старпом. — Но у этого айсберга двадцать-двадцать пять футов над водой и, возможно, сто двадцать под ней! А теперь просто подумайте. По льду полуторадюймовой толщины можно на машине ехать, верно? И я слышал, как вы говорили насчет бомбежки. Ей Богу, это должна быть та еще бомба, ежели вы хотите попробовать расколоть эту махину! А вообще, команда считает, что он неподвижен. Если его оставить в покое, он растает.
— А водоросли тоже исчезнут?
Кристиан нахмурился.
— Эти вонючие водоросли... по-моему, они плывут... э-э... дрейфуют на юг. А если мы слишком долго торчать здесь, то водоросли накапливаться, слой делайся слишком глубокий, портить дело. Они все равно как... как липучая бумага для ловли мух, верно? А «Осло Стар» — ледокол, а не муха. Поэтому мы уходить домой. — Его внимание привлекло что-то за кадром. Он махнул рукой, что-то приказал по-норвежски и убрался прежде, чем Ричардс смог задать ему следующий вопрос.
— На этом, похоже, и все с «Осло Стар», — извиняясь, пожал плечами корреспондент,
— Спасибо, Стив, — поблагодарил Ладука. — Мы знаем, что ты и твоя группа будете оставаться на борту, пока вас не смогут забрать вертолетом. Возможно, мы еще свяжемся с вами позже. Но пока мы расстанемся, и напоследок — последний кадр с видом айсберга, идет?
Когда Ричардс помахал на прощанье рукой, камера любезно вернулась к показу загадочных ледяных утесов, отвесно подымающихся из одеяла колышущихся водорослей, и дала панораму туманных далей океана.
Но, похоже, что оператора тоже намного больше интересовали водоросли. Поэтому для финального кадра он выбрал вид за кормой, где сквозь коричнево-зеленый плот пролегала взбаламученная дорожка. Но вместо обычного, покрытого пеной канала, поверхность имела строение кипящей грязи. А водоросли, все-таки до странности «живые», почти сразу же смыкались в кильватере. Всего в сорока-пятидесяти ярдах за кормой «Осло Стар» не наблюдалось уже никаких свидетельств, что этот «плот» вообще потревожили...
Затем экран снова заполнила студия с Дэном Ладукой, и пошли остальные новости. Некоторое время все молчали, наконец, Тарнболл начал:
— Итак?..
— Все страньше и страньше, — ответил, задумчиво качая головой, Джилл.
— А твое машинное чутье? — продолжал нажимать на него агент. — Ты хоть что-нибудь уловил?
Тут встряла Анжела:
— Оно так не действует, Джек. Спенсер ничего не чувствует по картинкам, даже по «живым» картинкам. И, в любом случае, разве мы и так уже не в курсе, что это штучки Дома Дверей?
— Мне просто хочется узнать, сложилось ли у Спенсера хоть какое-то мнение об истоках ситуации, вот и все, — уведомил ее Тарнболл. — Например, поскольку это наверняка фоны, то почему они вернулись?
Лицо Джилла, когда он пристально поглядел на них обоих, было мрачнее, чем когда-либо. Он задержал взгляд на Анжеле, и между ними произошло нечто вроде беседы без слов. Затем, когда они пришли к молчаливой договоренности, то оба посмотрели на Тарнболла.
— Джек, — произнес наконец Джилл. — Ты кое-чего не знаешь. Пока ты там, на склонах горы, пытался убедить военных не взрывать нас всех к чертовой матери...
— Вам с Анжелой выпала аудиенция с Верховным фоном, я это знаю, — кивнул Тарнболл. — Он сказал вам: ладно, вы выиграли дело. Сит получит свое, а вас и ваш мир оставят в покое.
— Оставят в покое фоны, — уточнил Джилл, подчеркивая последнее слово. — Но он также поведал нам кое-что, о чем мы никогда не упоминали в докладах.
— О чем вы никогда?.. — нахмурился Тарнболл. — Но почему?
— По той же причине, по какой правительства всего мира никогда не обнародовали всех фактов о Доме Дверей, — ответил Джилл. — Это было нечто... ну, тревожащее, вызывающее беспокойство, такое, о чем лучше не знать. Мы и так уже достаточно пережили. Ты, я, все мы. Будь моя воля, я бы даже Анжелу не стал посвящать.