Дом Эмбер
Шрифт:
У меня перехватило дыхание. Я сделала шаг назад. И захлопнула двери.
Она могла меня видеть? Она что, только что разговаривала со мной?
Что здесь творится? Я научилась справляться со всеми этими тенями — с трудом. Но при условии, что прошлое будет оставаться прошлым… Сначала маленькая девочка, теперь со мной разговаривает эта безумная женщина.
Я заставила свои ноги двигаться по коридору, в сторону своей комнаты. Вот только я признавалась сама себе,
Мое лицо… моя голова… горели. Мне было стыдно и неловко из-за кого-то, кто умер десятилетия назад. Кто был тот мужчина, так похожий на Ричарда? Может быть, поэтому я продолжала подглядывать? Чтобы посмотреть, на что будет похоже, если я позволю Ричарду целовать себя таким образом?
И впервые за всё время, мне пришла в голову мысль… а может ли случиться так, что когда-нибудь, кто-нибудь, будет подглядывать за мной здесь, в Доме Эмбер? Кто-нибудь будет видеть, как я влюбляюсь в Ричарда? Спорю с мамой? Как слизываю с тарелки оставшиеся взбитые сливки?
Может быть, именно поэтому мама хочет продать дом. Может быть, она знает о тенях. Может быть, она не хочет стать одной из них. Может быть, я тоже не хочу.
Я включила свет, взяла старую фотографию, которую Джексон нашел в Доме Сердца, и снова на неё посмотрела. Затем вытащила книгу Фионы и перелистала её до поздних 1800-х. Я нашла две четкие фигуры на почти идентичных фотографиях, обозначенных как Маеве Вебстер и её удочеренная дочь Эмбер. Текст гласил, что Эмбер умерла в возрасте семи лет. Мой призрак с милым личиком.
Я прикоснулась к размытой фигуре на фотографии. Может быть, на фото всё же была я. В своих видениях я никогда не встречала Эмбер и её мать, но, может быть, в будущем, я смогу отыскать путь в прошлое, а камера сможет зафиксировать мое изображение — мой дух, пойманный на пленку, иногда, как говорят, с призраками так случается, чувствительные к свету химикаты реагируют с энергией призрака. И если камера из прошлого смогла почувствовать мое присутствие, то может быть, человек, такой как Фиона, тоже смог это ощутить.
Я не понимала, каким образом это работало. Когда я вижу тени, прошлое оказывается в моей реальности? Или какая-то часть меня появляется в прошлом? Или и то, и другое? Или ничто из перечисленного?
Монахиня, которая готовила меня к Первому Причастию, говорила, что Бог существует вне времени, что время это только наш способ восприятия вещей. Что если бы мы могли видеть то, что видит Господь, то мы бы знали, что всё существует одновременно. Не существует прошлого или будущего.
Я выключила свет и в темноте переоделась в пижаму. В темноте я чувствовала себя безопаснее. Невидимкой. Я уснула, всё ещё продолжая думать о людях, которые наблюдают за мной, думая, что глаза в Доме Эмбер схожи с глазами Бога, знают
Разве что, Господь может простить.
Глава 19
Я сидела в центре паутины и скручивала свои волосы в шёлк, присоединяя свои мысли к каждой нити и изгоняя их из меня, как приманку для голодных крабов. Тысячи крошечных пауков ухаживали за мной, опутывая меня своей паутиной, одеяло из мягкого, теплого снега окутывало меня как шелковое платье. Я посмотрела в зеркало. Мое лицо было лицом девочки в белом. И у меня мелькнула мысль, что мне всегда достаются жуткие случаи.
Затем пауки начали плести для меня белую фату, всё толще и толще, чтобы я могла забыть свое лицо. Чтобы я смогла остаться навечно.
Я проснулась, издавая те стонущие звуки, которые получаются, когда ты пытаешься закричать во сне. Мои руки протянулись к ослепшим глазам. Я открыла их на встречу дневному свету. Слава Богу. Меня передернуло, тело сбрасывало с себя ощущение всех тех паучьих лап.
До того, как мы приехали в Дом Эмбер, у меня никогда раньше не было подобных снов. Казалось, что я не могу сбежать от голосов, от глаз в этом месте, даже во время сна.
Я собрала свою одежду и пошла в ванную, чтобы переодеться. Потому что в ванной у меня никогда не было видений. Я надеялась, что это было вроде как против правил этого дома.
Я спускалась вниз, двигаясь, как старушка с артритом, виной чему была вчерашняя езда на лошади. Я доковыляла до кухни в поисках завтрака и аспирина.
Сэмми сидел за столом и пережевывал полоску бекона. Роза наблюдала за тем, как он ест.
— Как насчет парочки жареных яиц? — спросила она у меня.
— Я бы предпочла немного дыни, — ответила я, — но спасибо вам.
— Твоя мама отправилась в город, чтобы разобраться с поставками для вечеринки, — сказала Роза. — Пока её нет, вам двоим нужно держаться подальше от неприятностей.
— Да, мэм, — ответила я. — Ммм, Роза?
Она развернулась на полпути к выходу из кухни в столовую. Я посмотрела на её ничего не выражающее лицо и с трудом собралась с мыслями. Наконец, запинаясь, я спросила:
— Вы знали Мэгги?
Она вздернула голову, как будто оказалась в замешательстве, услышав этот вопрос.
— Да, дитя, разумеется, я знала Мэгги.
— Тогда, — заторопилась я, зная, что это, скорее всего, не то, что моя мама одобрила или оценила бы, но я собиралась получить информацию, — что с ней произошло? Где она?
Выражение лица Розы было невозможно описать — что-то вроде возмущения, смешанного с недоверием с неожиданными нотками сострадания. Она подошла ко мне, взяла меня за руку и наклонилась, чтобы ответить,
— Она умерла, милая. Твоя мама никогда о ней не рассказывала?