Дом, где исполняются мечты
Шрифт:
Сделал глоток и вдруг подумал — вот странная заморочка жизни.
Взять Марину. Красавица. Ей тридцать пять, и если бы не взгляд умудренных глаз, то влегкую можно дать не больше двадцати пяти. Блондинка голубоглазая, высокая, стройная, как девочка, кожа светится жемчужно. Ухоженная, всегда при макияже, маникюре и всех достижениях косметико-омолаживающей индустрии. Аура, одним словом, та самая, за которую борьба. Модели мировые могут поспать, когда она идет.
И что? А то: грубо, по-мужски выражаясь, не стоит на Марину у Стрельцова хоть на одетую, хоть
Уж как у нее с другими мужчинами дела обстоят, он не знает. По крайней мере, постоянного друга любезного за эти пять лет свободной разведенки Стрельцов что-то не наблюдал. Кстати — тоже по фигу!
И Инга.
Вот что в ней такого? Маленькая, ему до плеча, худенькие ручки-ножки, ребра, и на таком «каркасе» грудь формы и размерчика — ой-ой-ой! И тыл украшает попочка такой формы, он бы сказал по-мужски определеньице! Словом — смерть инфарктнику, не утратившему потенции. И ведь красавицей не назовешь. Миленькая, симпатичная, интригующая, запоминающаяся, обаятельная — это да!
Темные волосы, глаза с неизбывной смешинкой, белая, как атлас, кожа, веснушечки очаровательные, губы — контрольный выстрел в сердце того же инфарктника. И вроде бы ничего особенного, кроме, разумеется, потрясающей фигурки, вне принятых модельных канонов, а так — ну нет в ней красоты пленяющей!
Но глубоко безразлична любая красота, когда смотришь на нее! Да потому что есть в Инге Исла некая манкость, тайная притягательность, женственность редчайшей пробы и отсутствие искусственности, наигранности, расчета.
И только стоит ее вспомнить, подумать о ней, как горячей волной по телу пробегает желание — большой мужской привет! Ну вот как это объяснить?
Что-то там боженька намудрил в отношении полов! Ой, намудрил!
А Стрельцов мучайся! И мучился, и злился так, что зубами скрипел! Вот что могло случиться? Отчего и почему ее переклинило?
Инга себя так ругала! Подыскивая слова по-заковыристей, по-конкретней — ругала на чем свет стоит! Ну как можно было так откровенно сбегать, лепетать что-то тупо фальшивое, прятаться?! Что у нее с головушкой-то? Совсем набекрень?
Ну ладно, решила ты, что ему не подходишь, — так себе решение, конечно, по степени нормальности разума! Бог с ним, хорошо, примем условно такой выкрутас сознания. Но бегать-то зачем?! Да еще так откровенно! Дура дурой, и сбоку бантик!
Вроде бы большая девочка и могла б придерживаться стандарта поведенческого: «Секс получился замечательный, спасибо, мы люди взрослые, всякое случается!» И мудрой хозяйкой посидеть, поболтать на нейтральные темы, а после проводить гостя как положено. Классика жанра, а оказалось — клиника!
Ну не могла она находиться рядом с Игнатом! У нее руки не хотели слушаться приказов мозга и тянулись дотронуться до Игната, прижаться
Головушку сносило напрочь маниакальной направленностью мыслей и желаний! Бред!
Ну, вот она и рванула с утра пораньше в воскресенье под самым тупым предлогом, сбегая от настойчивости Стрельцова все выяснить.
Не рассказывать же ему про педикюр, небритые ноги и несовершенство своей фигуры!
Интересно, все женщины, влюбляясь, тупеют с межгалактической скоростью или она одна такая странная?
Последние четыре дня эти рассуждения стали для Инги Валерьевны основными и пугающими своим постоянством. Вообще-то было стыдно!
За все! За обнаруженный в себе при помощи «доктора» Стрельцова сексуальный экстремизм, за несоответствие ему своей телесной оформляющей, за побег трусливый тоже стыдно!
Словом, нагнесть и окошмарить себя Инге удалось в полной мере, до того, что работать получалось с трудом и в основном волевым окриком. В результате чего новый заказ она взяла домой, предупредив начальство, что ей пару дней надо поработать в тишине. Начальство отпустило, благословило и огласило свои ожидания шедевра при таком творческом рвении.
О да! Шедевр у нее получится, еще какой! Что-нибудь в красно-багровых сексуальных тонах — и беленькую «виноватую» розочку в середину!
Сплошные эндорфины с допоминами! Ужас крепчал!
Инга, когда посмотрела на свой эскиз, хохотала до слезы, аж Степан Иванович прицокал проверить, что тут за дела. И, ра-зу-ме-ет-ся, маркиза следом за ним на таратайке.
— Ну, слава богу, ожила! — возликовала бабушка.
— А что, я как-то мертво выглядела? — удивилась Инга.
— Потерянно, рассеянно, — перечисляла Фенечка, — виновато, раз пять ни за что извинилась передо мной и Федором. Мы подозреваем, что это связано с Игнатом Дмитриевичем.
— Кто мы? — напряглась Инга.
— Дети, я и Степан Иванович.
— Что, даже свинтус отдуплился? — хмыкнула Инга.
— Это слишком тинейджерское выражение, но суть ухвачена верно.
— И что говорит? — все шире улыбалась Инга.
— Степан Иванович, — призвала Фенечка верного друга высказаться.
— Хм-хрю! — вздохнул Степан Иванович грустно, но харизматично.
Инга рассмеялась, радостно освобождаясь. Ну и ладно, что сглупила и вела себя, как неадекватная барышня, — всякое бывает, живем вроде, не ангельствуем! И чего уж так себя стыдить и виниться!
— Итак! — приступила Фенечка к «основному» блюду с особым удовольствием от предчувствия интриги. — Что у вас с Игнатом произошло?
— А-м-м, — не зная, как объяснить и что объяснять-то, неопределенно тянула Инга.
От чистосердечного признания, неизбежного, как судьба, Ингу Валерьевну спас звонок домофона.
— Дети, что ли? — хитро улыбнувшись маркизе, что-то вроде привет ручкой, соскочила она резвой козочкой с места, улепетывая под благовидным предлогом.
— Да! — еще посмеиваясь, звенела голосом Инга, отвечая на звонок.