Дом горячих сердец

Вильденштейн Оливия

— Как забавно.

Фибус взмахивает веткой, которую он держит, как волшебную палочку, в сторону шпалер, покрытых фруктами и овощами.

— Похоже, у Фэллон это теперь тоже любимое место.

Я одариваю его взглядом, который заставляет его мне подмигнуть.

— Моё любимое место — это мой дом в Люсе.

Лоркан испускает нарочито глубокий вздох.

— Ведь моё королевство — это унылая тюрьма.

Фибус машет веткой в мою сторону.

— В ней очень сильна такая черта, как упрямство.

Когда Лор улыбается ему приятной

улыбкой, я ворчу:

— Мне следовало отправить тебя домой вместо Сиб.

Фибус делает вид, что его сердце разбито, или что там означает этот жест, когда он хватается обеими руками за грудь и начинает стонать, точно свинья в брачный период.

— Пойду узнаю, не сможет ли та чудесная садовница принести мне ещё этих вкусных ягод.

Он идёт в сторону Эйрин, которая улыбается, а затем улетает, чтобы принести ему ещё ветку.

Лоркан соединяет руки за спиной, из-за чего его грудь начинает выдаваться вперёд.

— Как прошло ваше путешествие?

— Сомневаюсь, что ты пришёл сюда, чтобы узнать моё мнение о твоём доме, так что давай к делу.

— Ты права.

Один его глаз немного прищуривается.

— Вообще-то я пришёл навестить свою мать.

В тот день, когда я узнала, что Лор может перевоплощаться в человека, я, наверное, была менее шокирована.

— У тебя есть мать?

— А ты думала, что меня нашли в капусте?

— Нет… я…

Когда улыбка начинает угрожать приподнять уголки его губ, я бормочу:

— Я знаю, как делаются дети, Лор. Я знаю, что они не растут в овощах.

— Как же повезло твоей будущей паре.

Мои щёки заливает румянцем.

— Мы зовём их мужьями. И да, я думаю, что он будет необычайно доволен, когда я раздвину ноги вместо того, чтобы выдать ему совок и мешок с семенами.

Лоркан давится воздухом, а может быть одной из пчёл, которые кружат по этой волшебной теплице. А когда он запрокидывает голову, и из его груди вырывается смех в виде низких и хриплых волн, я понимаю, что он не глотал никакое насекомое.

Как же я ненавижу то, что мне нравится его смех.

«Этот прекрасный смех издаёт совсем не прекрасный человек», — напоминаю я себе, чтобы не забыть, что именно этот мужчина лишил меня одного из моих фундаментальных прав.

Он успокаивается, но его глаза продолжают танцевать.

— Что мне с тобой делать, птичка?

Это риторический вопрос, но я всё-таки отвечаю:

— Для начала, можешь меня освободить, Морргот.

Свет в его глазах исчезает, и золотистые радужки тускнеют. Мы продолжаем смотреть друг на друга, и, хотя напряжение между нами нарастает, во всём этом нет никакой неловкости. Разве можно чувствовать неловкость рядом с человеком, который видел тебя голой? Который слышал о том, что твои соски горели, и о твоей глупой влюбленности в принца фейри?

Я считала Короля воронов другом. Тем, кто заслужил моё доверие и уважение. Тем, на кого я могла положиться. А затем своей жадностью и эгоизмом он взял и разрушил всё это.

Он, должно быть, услышал

мои мысли, потому что его губы сжимаются, а радужки, которые, как мне казалось, уже сделались мутными, приобретают цвет потускневшего металла. Он расплетает руки и проходит мимо меня в сторону Фибуса и Эйрин, которые пытаются поддерживать разговор.

Беззвучные шаги Лоркана стихают, когда он доходит до Эйрин. Пожилая женщина-ворон наклоняет голову и смотрит на него. Она медленно обхватывает его за подбородок, приближает к себе его лицо и прижимается щекой к его щеке. Я встречала множество воронов во время своей прогулки по этому каменному королевству, и единственные, кто прижимались друг к другу щеками, были матери и их дети.

А это значит…

Это значит, что женщина, которую Фибус назвал садовницей — вовсе не садовод.

ГЛАВА 10

Мой рот, должно быть, раскрылся, потому что Фибус плетётся в мою сторону и закрывает его костяшками пальцев.

— Ты знал? — шиплю я, глядя на общение матери с сыном.

— Ты, правда, думаешь, что я бы назвал её садовницей, если бы знал?

Он начинает изо всех сил пожёвывать нижнюю губу.

— Хвала Котлу, что она не понимает люсинского языка.

Эйрин проводит большим пальцем вдоль впадинки на щеке Лора, размазывая чёрную полосу по краям.

У него есть мать.

У Лоркана есть мать, о которой он никогда не упоминал — ни разу — за всё время нашего путешествия по Люсу.

У него есть мать.

У Лоркана Рибава есть мать.

Мать?!

— Мне стоит волноваться?

— О чём? — я, наконец, отрываю взгляд от Эйрин и Лора.

Фибус наклоняет голову и прищуривает глаза.

— О том, что те ягоды могут расплавить мой мозг и лишить разума, так как они очевидно проделали это с тобой.

Мои скрещенные руки резко дёргаются.

— У этого мужчины есть мать, Фибс.

— У многих мужчин есть матери. Вообще-то, у всех мужчин есть матери. Ты же знаешь, что дети…

— И ты туда же? — бормочу я.

— Почему это тебя так расстраивает?

— Потому что я провела с ним столько дней. Наедине, только он и я. И он ни разу не упомянул о том, что его мать жива.

— А почему он должен был тебе рассказать?

— Потому что… потому что… — я выбрасываю руки в воздух. — Ты прав. Он не должен был делиться со мной никакой личной информацией. И сейчас тоже не должен.

Я добавляю это последнее предложение, потому что чувствую взгляд Лора на своём лице.

Я беру Фибуса за руку и тащу его в сторону коридора, который находится напротив входа, из которого мы пришли. Моя энергия заново вернулась ко мне. Но поскольку большая часть моей крови сосредоточилась между лицом и сердцем, я едва чувствую свои ноги, что очень печально, учитывая, что я планирую уйти как можно дальше от этого оборотня.

Если бы он мне доверял, он бы рассказал мне о своей матери.