Дом коммуны
Шрифт:
А у Володьки везде знакомые, и всем им надо смотреть в глаза, вилять, как щенок хвостиком, просить милости и спасения. Тьфу ты!
Однако же — квартира. Отдельная. Живи и радуйся. Володька сразу начал перебирать в памяти женщин, одна из которых могла бы украсить это жилье. Светка? Ту не прокормишь. Всегда что-то жует и жует, может, и зубы все съела к этому времени — давно не видел. Катька? Красивое имя… Однако же сама она не сахар... Даже ни разу не была замужем. Что это за женщина? Когда никому не нужна, тогда зачем и ему? Вот его Нинка! До того, как связаться с Володькой, дважды выскакивала. И дальше помчалась. Он был для нее просто перевалочным пунктам... Кто там у нас дальше? Наташка? Женщина красивая, хорошая... С ней познакомился Володька в Друцке, когда
Наташка приезжала в командировку на три дня, а когда Володька сообщил, что возвращается в Гомель, вернулась с ним. Глянула тогда на него: «А где мы будем встречаться?» Ответил: «Подумаю. Я позвоню». Она опять поехала в Друцк, он позвонил ей туда, договорились, что встретит автобус, на котором Наташка будет возвращаться из командировки. Но она опоздала, как потом выяснится, на тот рейс... Володька больше не позвонил. Судьба. Теперь вот лежит на диване и жалеет, что все так получилось. Может, попробовать отыскать? Жила она с родителями в частном секторе где-то около психбольницы в Новобелицком районе, телефона не было, это он точно помнит, а фамилию забыл. Один раз, правда, позвонил ей на работу, там сказали: уволилась. А потом закружила жизнь, втянула в свой водоворот, и он забыл совсем, что где-то есть эта красивая Наташка.
Засыпая, Володька твердо решил начать поиски Наташки. Непременно. А приснился ему торшер, который будто бы стоял в аппаратной радиоцентра вместо микрофона, и он рассказывал в торшер о себе. Откровенно, до мелочей. Поплакался, что от него убежала с другим жена. А потом все же сообразил, что негоже это делать. Услышат ведь люди, — радио есть в каждом доме, в каждой квартире, не считая если только разве Хоменка, — и начнут показывать потом на него пальцем, ухмыляться, стыда наберешься, не пройдешь даже по улице — будут взглядами дырявить: смотрите, все смотрите, это же тот, от которого сбежала жена! Хорош сам, значит!..
Когда проснулся Володька, ох как порадовался, что это — лишь сон!
Хотя неуютно ему было в квартире. Да и не мог он до конца поверить, осознать, что теперь вот эта квартира — его одного, куда не страшно будет прийти поздно, даже хорошо выпив горькой. И при этом никто тебе не станет читать мораль. Так это ж здорово, оказывается! А может, и нет?..
Володька на какое-то время даже испугался, что остался один в квартире...
И опасался этого не зря.
Раздел 9. Райком закрыт
Катерину Ивановну, словно шашель дерево, все еще точило, не давало покоя свое горе. Это ж до чего дошло — уже почти год как она не может похоронить своего мужа. Была бы здорова, то села бы в поезд и отправилась в столицу, отыскала б крематорий — и всех делов. И муж ее, Николай, тоже хорош был: хочу, чтобы не как всех похоронили, а чтобы сожгли! Везите в столицу — и не возражайте. Не довелось побывать там при жизни, не довелось, то побываю хоть тогда, когда умру. Слыхали? Исполняйте. Командир говорит. Подполковник. А ей теперь ломай голову, как вернуть его домой в той урне, чтобы по-человечески придать земле. Дальше дома она не выбирается. В магазин если когда только. А теперь решила съездить и дальше — в райком партии, вспомнила, что там работает первым секретарем брат невестки, получается, дядя неслуха-племянника Кольки: назвали так в честь деда,
Вся надежда, таким образом, была только на Павла Сергеевича Минерова. Спросила на первом этаже, где он сидит, а дежурная девушка, хмыкнув, улыбнулась:
— Ты, тетка, никак с луны упала?
Катерина Ивановна, услышав такой бессмысленный, по ее мнению, ответ, посчитала это не иначе как издевательством, строго посмотрела на шутницу, серьезно заявила:
— Я не к тебе, красавица, пришла домой, а в райком партии!
Девушка приняла строгий и важный вид, поняла, что посетительница не притворяется, действительно отстала от жизни, поэтому ответила кратко и сухо:
— Райком закрыт.
— А куда все подевались? Или от кого заперлись?
— Партии, тетя, нет уже более.
— И Минерова — также? — раскрыла рот, подобрав прядку волос под платок, Катерина Ивановна.— Распустили разве партию?
— Фу-у, вспомнила! Теперь здесь просто райисполком. И райсовет. Выбирай, что тебе надо.
— А где ж Минеров?
— Поднимает сельское хозяйство. — Девушка помолчала, не сводя глаз с растерянной Катерины Ивановны, потом спросила: — А вы что, действительно не знали, что партии больше нет?
— Нет. Ей-богу, — откровенно призналась старая.
Девушке, по всему видно, Катерину Ивановну было трудно понять. Отстала от жизни старушенция, ничего не поделаешь. Это так. Один раз, правда, услышала, будто на самом деле забрали партию у Горбачева и раскололи ее, словно тот грецкий орех: щелк — и нет. Но не поверила. Думала, мало ли что иной раз могут сказать по телевизору? А ее, оказывается, и нет, партии. Райком, значит, закрыт? А ее знакомый Минеров, получается, пошел туда, откуда и взялся — в колхоз? Он, подумала старая, и там не пропадет, не с вилами ж будет работать. А, может, ему там и лучше, не то, что в этом кабинете с графином воды на подоконнике. Что ни делается — все к лучшему.
Катерина Ивановна, прежде чем пойти, спросила:
— А где тот его колхоз? Далеко? Близко?
— Да нет, близко — в Глушце.
— То и правда, близко, под городом. И место красивое. Бывала там. Доводилось. А тебе, девушка, спасибо за справку. Но я сегодня уже не поеду к Минерову: поздно.
— Не за что, — кивнула девушка.
Про телевизор она почему-то не вспомнила. Наверное, подумала, что телевизор люди смотрят и так, хотя, бывает, и видят другой раз не то, что им следовало бы видеть....
Вечером пришел... Колька. Внук. Катерина Ивановна, услышав за дверью его голос, остолбенела: «Неужели?» Не сразу открыла — растерялась, а когда зашел Колька, не знала, куда его посадить. Это ж, считай, не появлялся уже почти год — как не стало деда, приходила раза два невестка, просила денег, жаловалась, что стипендии внуку не хватает. Известное дело. И стипендии не хватает. И зарплаты. И Государственную премию дай — ее также будет мало. Все зависит от того, как тратишь те деньги. А тратить их теперь умеют. Только отсчитывай.