Дом кривых стен
Шрифт:
Как следует из ваших рассказов и того, что нам пока удалось узнать, Кадзуя Уэда родился в префектуре Окаяма, вырос в Осаке, в двадцать пять поступил на службу в сухопутные силы самообороны, служил в Токио и Готэмбе. Через три года демобилизовался, в двадцать девять устроился в «Кикуока беаринг» и вот, проработал только до тридцати… Плохо сходился с людьми, еще с военной службы. Ни друзей, ни приятелей. У такого человека не должно быть знакомых на Хоккайдо. Трудно также предположить, что кто-то специально приехал сюда из Канто или Кансая [9] ,
9
Регионы в центральной части о. Хонсю.
Сидевшие за столом обменялись тревожными взглядами.
– Случись это в Саппоро или Токио – другое дело. Но в этом медвежьем углу незнакомый человек сразу бросился бы в глаза. На всю деревню всего одна гостиница, и та стоит пустая. Никто там вчера не ночевал. Не сезон.
Есть еще более важный вопрос: следы. Мы имеем дело с чрезвычайно хитрым и изворотливым типом. Полиция обычно не распространяется о таких вещах перед посторонними, но раз такой случай… Итак, вот что мы имеем. Смерть Кадзуя Уэды наступила где-то между полуночью и половиной первого. Иными словами, в эти полчаса кто-то – преступник или преступница – вонзил нож в сердце Уэды, а сделать это он мог, естественно, только в его комнате.
Но надо иметь в виду, что, к несчастью для убийцы, снег вчера вечером прекратился в полдвенадцатого! К моменту смерти Уэды снега уже не было. Однако почему тогда на снегу не видно следов преступника? Ни входных, так сказать, ни обратных!
Как известно, в комнату, где был убит Уэда, можно попасть только с улицы. Значит, преступник в момент убийства находился в этой самой комнате… номер десятый, по-моему? Тогда, по крайней мере, должны быть следы, ведущие из комнаты. Если же его там не было, получается, что Уэда-сан сам вонзил себе нож в грудь. Однако ничто не указывает на то, что это самоубийство. А следов все-таки нет. Вот в чем закавыка.
Здесь я хотел бы сделать оговорку: не думайте, пожалуйста, что отсутствие следов и запертая комната ставят следствие в тупик. Следы можно замести веником или метелкой – для таких трюков есть много способов, – а уж о запертых комнатах я и не говорю. Авторы детективных романов каких только вариантов не напридумывали.
Что мы имеем в данном случае? Допустим, кто-то все-таки проник в комнату снаружи. Тогда ему пришлось очень потрудиться, чтобы стереть свои следы от двери десятого номера до самой деревни у подножия холма. Нелегкая задача. Но даже если он такой ловкач, тщательное расследование все равно нашло бы на снегу какие-то следы. Наш эксперт уже все осмотрел самым внимательным образом и ничего не обнаружил.
Снег прекратился в полдвенадцатого, и больше его не было. Но куда ни глянь – что в сторону деревни, что в любую другую, – нигде нет никаких признаков, что преступник каким-то хитрым образом заметал свои следы. Понимаете, к чему я клоню? Неприятно так говорить, но на ум приходит мысль, что кто-то прошел в десятый номер и вернулся
Все сидевшие за столом восприняли эти слова как объявление войны.
– Подождите! – раздался голос Кусаки. Он решил от общего имени возразить на доводы детектива. – Вы хотите сказать, что между этими тремя выходами из дома и номером десятым могли быть следы, которые неизвестный уничтожил?
Все напрягли слух. Это был хороший вопрос.
– Послушайте: от салона до десятого номера вы столько натоптали, что определить что-либо сейчас невозможно. Вероятность того, что кто-то заметал следы от остальных двух выходов или под окнами первого этажа, крайне невелика. Снег легкий, пушистый, и, по всем признакам, его не трогали.
– Тогда получается, что против нас так же мало улик, как и против предполагаемого незнакомца? – Возражение Кусаки звучало логично.
– Дело не только в следах. Есть и другое, о чем я вам только что говорил.
– Но в главном доме нет ни метлы, ни веника, – заметила Эйко.
– Верно. Я уже выяснил это у Хаякавы-сан.
– Почему же тогда нет никаких следов?
– Вот если б ночью дул сильный ветер… Снег-то ведь легкий. Тогда, конечно, следы могло замести. Но ветра почти не было.
– Я бы даже сказала, около полуночи совсем не было.
– В этом деле, помимо следов, немало странностей, правда?
– Совершенно верно. Например, шнурок, привязанный к ножу, или неестественная «танцующая» поза убитого.
– Ну, что касается позы, то для нас в этом ничего удивительного нет, – сказал Усикоси. – Получив удар ножом, человек переживает агонию. Уэда-сан испытал страшную боль. Мне известны случаи, когда смерть заставала людей в еще более странных позах. Что касается шнурка… Летом люди одеваются легко, карманов мало, нож особо спрятать некуда. Зато можно закрепить его на теле таким шнурком. Были такие случаи.
«Но ведь сейчас зима», – тут же подумали все.
– А как насчет веревки, которой Уэда привязан к кровати?..
– Хм-м… В этом, пожалуй, в самом деле есть что-то особенное.
– Есть такие прецеденты?
– Ну, ну, господа, – вмешался Окума; было видно, что он жалеет о том, что профессионалы ввязались в разговор с профанами. – Расследование этого дела – наша забота. Так что положитесь на нас. А вас просим оказывать нам содействие. В отведенных для вас рамках.
«В отведенных рамках? В качестве подозреваемых?» – подумал про себя Кусака, но вслух, разумеется, ничего не сказал, ограничившись кивком.
– Вот тут у нас есть схема… – С этими словами Усикоси развернул на столе листок почтовой бумаги. – Когда вы его обнаружили, все было в таком положении?
Обитатели дома и прислуга разом встали со своих мест и, вытянув подбородки, стали рассматривать рисунок.
– Вот здесь должен быть круг, как будто нарисованный кровью, – отметил Тогай.
– Да, да, – коротко бросил Усикоси, давая понять, что такие детские замечания немногого стоят.
– Ну, в общем, вроде всё так, – хрипло проговорил Кикуока.