Дом Монтеану. Том 2

Мур Лина

— Она приходила сюда… насиловала… Я не мог противостоять. Я мужчина… она давала мне кровь.

— Наима? — шёпотом уточняю я. Стан кивает и бросает напряжённый взгляд на приоткрытую дверь.

— Она приходила. Сказала, что я её, и она заберёт меня у тебя, как чёртову игрушку. А я живой… у меня же сердце бьётся. Я живой. Я такой дурак. Такой высокомерный идиот. Я же не понял, знаешь? Не понял, Русо. Не понял того, что она вампир. Она была со мной в Вегасе. И она… что-то сделала, что-то вколола мне… я не помню, что было. Ничего не помню. А потом… потом я увидел твою смерть, и мне стало так

больно. Так больно. И я искал варианты. Я снова и снова менял ход своих мыслей, пока не увидел тебя живой. Я не мог уйти. Не мог!

Сглатываю кислый привкус во рту, слушая сумбурную и безумную речь Стана.

— Не мог, Флорина. Не мог. Я пытался уйти. Пытался предупредить тебя. Никто не приходил в город… я… я соврал, чтобы ты знала, что на вас нападут. Я совершил ошибку, и ты была мёртвой. Я уехал с тобой… я… изменил план. Наш план. И ты умерла. Ты так часто умирала на моих руках, отчего я схожу с ума. Думаешь, мне не страшно? Мне страшно… я боюсь потерять тебя. Ты другая. — Стан поднимает на меня голову и ползёт ко мне. Он хватает мою руку и начинает её целовать.

Боже мой, моё сердце обливается кровью, глядя на него.

— Я же планировал соблазнить тебя, подчинить себе, вытащить из тебя все тайны, а потом узнал, какая ты. Но я мрак, Флорина. Я зло. Внутри меня его так много, и я притворялся. Я нехороший, Флорина. Я плохой, и мне иногда нравится быть таким. Нравится грубо и жёстко. Нравится наказывать. Нравится… и больно от власти. Больно. Я не такой… я другой. Ты мне веришь, Флорина? Ты мне веришь? — спрашивая, Стан вглядывается в мои глаза.

— Конечно. Я тебе верю. Ты другой. Ты замечательный. Ты самый лучший, Стан. Ты…

— Стан? — Он кривится и отбрасывает мою руку, отползая от меня. — Стан?

Он выплёвывает своё же имя, словно оно ему безумно противно.

— Этот Стан. Я хочу убить его этими руками, — друг смотрит на свои трясущиеся руки и сжимает их в кулаки. — Хочу убить его за то, что ты ради него делаешь. Хочу убить его за то, как ты смотришь на него… как любишь его. А я? Я же не такой плохой, Флорина. Я не плохой… только иногда, чтобы выжить, чтобы защитить. Я не всегда поступаю правильно, но меня… меня ты не видишь. Ты считаешь меня ублюдком, а я… я не Стан. Я никогда не буду им. Я не такой. Я плохой. Я уродливый и прогнивший ненавистью к Русо. Ненавижу этого ублюдка… я же… любил его, Флорина. Я уважал его. Я хотел быть с ним… а он… он просто использовал меня. Он… плохой. Я ненавижу его за то, что мы пережили из-за него. Ненавижу. И мой отец не лучше. Они одинаковы, Флорина. Они ни о чём не думали, кроме власти, и когда я доберусь до них, то убью их. Клянусь, что убью их обоих. Я убью их, но их нужно найти, а Стан… боже, это больно. Мне так больно.

Стан падает на пол, прижимая колени к груди. По моим щекам текут слёзы. Я думаю, что он говорит словами Томаса. Стан не в своём уме, и я не знаю, чему верить… не знаю.

— Мне так больно, — скулит Стан и всхлипывает. — Мне так холодно и одиноко. Флорина… прости меня… я пытался… но у меня не было выбора. Прости…

— Эй, всё хорошо, — я стараюсь улыбаться сквозь слёзы. Господи, это мой друг! Я подползаю к нему и кладу его голову себе на колени. Я глажу его по грязным волосам, и он

улыбается.

— А помнишь… помнишь, как падал снег, а мы лежали на нём и делали снежных ангелов? — тихо спрашивает Стан.

— Конечно.

— Папа… он… начал бросать в нас снежки, и все дети выбежали. Мы играли чуть ли не всю ночь, а потом… потом мы строили иглу. Мы с тобой там собирались жить вдвоём, вдали от этого мира. Мы так хотели сбежать, помнишь?

— Конечно, Стан, я помню. Только вот мы развели там огонь и разрушили наше иглу.

— Но у нас есть дом… наш дом… ты знала, что он разрушен теперь?

— Да, Стан. Его снесли.

— Я забрал оттуда все вещи. Они у меня дома… дома где-то… далеко. Где я живу, Русо?

— Ты живёшь в Америке, Стан, и скоро ты поедешь домой.

— Я не могу. Я должен быть здесь, рядом с тобой. Я больше не брошу тебя. Я не могу… я такой жалкий, — он жмурится и стонет, утыкаясь мне в ноги.

— Это не так, Стан, тебе просто нужно поесть, искупаться и выспаться в нормальной комнате. Давай я тебя проведу туда, хочешь? — мягко предлагаю я.

Тело Стана напрягается, и он резко садится.

— Нет, — отрезает он. — Я буду здесь.

— Но почему? Я приказала приготовить для тебя комнату рядом со своей. Ты можешь…

— Я не могу смотреть в глаза предателям, Русо. Они же смеялись… они унизили моего отца. Они смотрели, как он умирает, и как ты мучаешься. Они смотреть и смеялись, подначивали тебя. Я не могу. Ненавижу их. Они предатели. Я не смогу нормально жить там. Нет.

— Я понимаю, — грустно отвечаю. — Но там буду я, Стан. Мы справимся. Мы пройдём через это.

— Ну, конечно, — тянет он. — Конечно, это же так просто. Тебе просто было, да? Ты же изначально притащила сюда предателя, а я говорил, что Томас ублюдок. Я говорил тебе, но ты никогда меня не слушала. Я и про Гелу говорил, что она сука. Она пыталась соблазнить меня… постоянно. Фу, я не поддался. Но ты… тебя тянет к предателям.

— Стан, — шепчу я, умоляя его остановиться.

— Что Стан? Я не прав, Русо? Я прав. Ты притащила их тогда, притащила их сейчас. И ты не смогла нас защитить. Ты… мой папа умер, Русо, — глаза Стана наполняются слезами.

— Стан, прости меня. Прости за то, что я не оправдала твоих надежд. Прости за то, что не спасла его. Прости.

— Своими извинениями ты ничего не изменишь, Русо. Ничего. Ты не воскресишь мою семью и не вернёшь мне отца. Ты своего убила и моего. Ты всех убила, — обвинительно бросает он. И у меня ещё сильнее разрывается сердце. Больнее. Страшнее. Я боялась этого момента. Боялась того, что Стан обвинит меня во всём. И он имеет на это право, я облажалась.

— Прости, но ты должен понимать…

— О-о-о, я всегда был чересчур понимающим, Русо. Я всегда был на твоей стороне. Всегда, даже когда мне это не нравилось, я поддерживал тебя. А ты? Ты хотя бы один раз подумала обо мне? Ты думала обо мне, когда трахалась с Томасом? С тем, кто убил отца? С тем, кто убил остальных? Нет. Ты просто эгоистка! — громко произносит Стан и вздрагиваю от этих слов. Они разносятся по всей темнице и застревают между нами.

— Стан, прошу тебя, не надо так. Мне тоже больно. И я думала о тебе. Я всегда о тебе думаю.