Дом на краю света
Шрифт:
В конце концов, я всего-навсего наивная любопытная южанка. Даже теперь, после стольких лет, проведенных в Огайо, мне иногда удавалось извлечь выгоду из своего происхождения.
— Он подошел ко мне в первый же день занятий и с тех пор не отставал.
— По-моему, он какой-то странный, — заметила я. — Честно говоря, он меня даже немного напугал.
— Он с характером, — ответил Джонатан, явно давая понять, что обсуждение закончено. — Его старшего брата убили.
В Новом Орлеане у нас было специальное название для той социальной группы, к которой явно принадлежал Бобби и куда
— Давай сыграем в карты! — предложила я.
— Не, мам. Не хочется.
— Ну, хоть разок. Ты должен дать мне возможность отыграться.
— Ну ладно, только один раз.
Мы убрали со стола, и я раздала карты. Но играла я рассеянно. Мне не давал покоя этот мальчик. С какой алчностью оглядывал он нашу гостиную! Джонатан забирал взятку за взяткой. Я поднялась наверх за свитером, но согреться таки не смогла.
Джонатан взял даму пик.
— Поосторожней! — воскликнул он. — Сегодня со мной шутки плохи!
Он так радовался выигрышу, что даже на время забыл о своем новоприобретенном хладнокровии. Я не могла понять, почему он не пользовался большей популярностью в школе. Он был и умен, и красив, красивее большинства мальчиков, встречавшихся мне в городе. Может быть, мое южное воспитание лишило его необходимой грубоватости, сделало слишком мягким и открытым для этого жестокого города на Среднем Западе? Впрочем, не мне судить. Какая мать хотя бы немного не влюблена в своего родного сына?
Нед вернулся домой за полночь. Я читала лежа наверху, когда услышала, как он отпирает входную дверь. Выключить свет и притвориться спящей? Нет. Скоро мне исполнится тридцать пять. Я приняла кое-какие решения, касающиеся нашего брака.
Я услышала, как он дышит, поднимаясь по лестнице. Я легла чуть выше и одернула ночную рубашку. Вот он в дверях нашей спальни — мужчина сорока трех лет, все еще привлекательный по обычным меркам. В последнее время он начал седеть — с висков, в канонической манере стареющего героя-любовника.
— Ты еще не спишь?
По его тону нельзя было понять, радует это его или огорчает.
— Не могу оторваться, — ответила я, указывая на книгу.
Ну вот, опять не то сказала. «Тебя ждала» — вот как надо было ответить. Однако не спала я именно из-за книги. Неужели, чтобы исправить нашу жизнь, необходимо постоянно мелко подвирать? Я продолжала надеяться, что это не так.
Он шагнул в комнату, расстегивая рубашку, из-под которой показалась волосатая, с проседью грудь.
— Похоже, «Избавление» для Кливленда все-таки чересчур, — сказал он. — Уже звонили несколько возмущенных родителей.
— Я вообще не понимаю, зачем ты его заказал, — заметила я.
Он снял рубашку и, скомкав, сунул в корзину для белья. Капельки пота поблескивали у него под мышками. Когда он повернулся, я увидела у него на спине обильную растительность, напоминающую своими контурами карту Африки.
Нет! Сосредоточиться на его доброте, на его мягком юморе! На его стройной фигуре.
— Ты что? Мне крупно повезло, — сказал он. — Это же будущий
— Ясно, — сказала я.
Я положила книгу на ночной столик. Получился глуховатый, но удивительно звучный хлопок.
Он снял брюки. Будь я другим человеком, я бы весело сказала: «Дорогой, пожалуйста, сначала снимай носки, а потом — брюки. Мужчина в трусах и черных носках — это невыносимо!»
Но я была тем, чем была. Нед аккуратно повесил брюки и какое-то время стоял в трусах и темных эластичных носках. Почему-то он упорно покупал именно такие носки, хотя от них у него уже вытерлись волосы на голенях и, когда он их снимал, на коже оставался красноватый узорчатый отпечаток.
Он надел штаны от пижамы поверх трусов и только тогда присел на край кровати, чтобы стянуть носки. Нед редко бывал совсем голым, разве что в ванной.
— Уф, — выдохнул он. — Как же я вымотался!
Я дотронулась до его потной спины. Он вздрогнул.
— Не бойся, — сказала я. — Я с самыми добрыми намерениями.
— «Нервная Нелли», — улыбнулся он.
— Сегодня Джонатан привел нового приятеля. Ты бы его видел.
— Что, еще хуже Адама? — спросил он.
— Намного. Только совсем в другом роде. В этом есть что-то пугающее.
— То есть?
— Ну, он какой-то немытый. Настороженный. И впечатление такое, что дома его вообще не кормят.
Нед покачал головой.
— Знаешь, — сказал он, — по-моему, не надо вмешиваться. Джонни сам с ними разберется.
Я почувствовала, что во мне поднимается волна раздражения. Нед так мало бывает дома. И поэтому все, происходящее здесь в его отсутствие, представляет ся ему чем-то вроде непритязательной комедии, милого фильма о жителях одного дома на окраине города. Я продолжала поглаживать его спину. — Но мне как-то не по себе, — сказала я. — Адам и другие по сравнению с просто дети. А этот, по-моему, может и украсть, и бог знает что еще сделать. Понимаешь, я испугалась, что Джонатан тоже изменится: начнутся девочки, машины, невесть что еще. — Конечно, начнутся, бабуся, — отозвался Нед и уютно забрался под одеяло. Я понимаю, какое кино крутилось сейчас у него в голове — веселая комедия из жизни тинейджеров: безобидные развлечения, первые свидания, друзья-хиппи и т. д. и т. п. Возможно, он прав. Но мне такой беззаботный подход был недоступен. Я не могла объяснить ему, как меняется восприятие, если это не фантазии, а твой ежедневный, ежечасный опыт. Попытайся я что-нибудь сказать, тут же оказалась бы в роли беспокойной клуши с атрофированным чувством юмора. Ты не против, если я потушу свет? — спросил он. — Или хочешь еще почитать?
— Нет. Туши.
Мы легли рядышком и некоторое время молча дышали в темноте. Казалось бы, у нас не должно быть проблем с темами для разговора. Но, возможно, самым главным открытием в области семейной жизни стала для меня ее непреходящая формальность, и это при том, что телесные привычки другого известны тебе лучше своих собственных. Однако за исключением обремененности этим знанием мы ничем не отличались от просто мужчины и женщины на очередном свидании, проищем к тому же не слишком успешно.