Дом на могиле
Шрифт:
Я в ужасе уставилась на него:
— Значит, в кубке был яд?
— Трудно сказать, яд или сильнодействующий наркотик, — ответил он. — Но когда завершался погребальный обряд, женщины по сигналу жрецов опускались на колени, вместе поднимали кубки и выпивали питье. Должно быть, смерть наступала быстро и безболезненно. Во всяком случае, мне ни разу не доводилось обнаружить хотя бы малейшие признаки борьбы. Придворные дамы, рабыни, кучер, повара и личная свита спокойно умирали вместе с царицей. Признаки борьбы обнаруживались только у животных,
Я содрогнулась:
— Но это... ужасно!
— Если рассматривать как массовое убийство. Вы можете представить себе процесс погребения царицы? Служба, пение, музыка, играющая до последнего момента... Яркие одежды, сверкающие украшения на запястьях, лодыжках и шеях, золотые листья, серебряные лепты, полудрагоценные камни на головных уборах... Шепот, разговоры, скрываемое возбуждение... Эти женщины надевали свои лучшие наряды, словно отправлялись на особое торжество. И иногда, полагаю, так и было!
— На свою смерть? — в страхе пролепетала я.
— Сомневаюсь, что они думали об этом, как о своей смерти. Сомневаюсь! Просто сопровождали свою госпожу к новому трону в новом мире. Царица была для них богиней, и они были рады служить ей всюду. Выпить из кубка означало сесть на судно, которое перевезет их на новую землю! Вот и все!
Звук гонга, призывающий к ленчу, застал нас врасплох. Я неохотно ушла из музея, радуясь, что скоро снова вернусь сюда. Здесь было очень спокойно. Даже зычный голос профессора звучал приглушенно.
Вернувшись, я с увлечением принялась за составление списка золотых, серебряных, медных и каменных предметов, булавок, бусинок, золоченых миртовых листьев, ожерелий, ножных и ручных браслетов, золотых наконечников копий и стрел.
Джон с Хусейном занимались топкой работой по очистке и реставрации, а мы с профессором осматривали и проверяли ярлыки и таблички и все записывали в медленно пополняющийся каталог.
Удача не всегда улыбалась нам. Многие металлические предметы превращались в голубой или зеленый порошок, а иногда и глиняные черепки рассыпались в пыль. Случалось, что хрупкие изделия, уже отреставрированные в результате многочасового труда, рассыпались от неосторожного прикосновения. В такие моменты мы не сдерживали своих эмоций, и даже спокойный, выдержанный Джон с горечью взрывался.
На улице снова поднялся ветер, по окнам забарабанил проливной дождь, но мы, не замечая непогоды, увлеченно трудились над бесценными сокровищами далекого прошлого.
В эту первую неделю я так уставала и так крепко спала, что не слышала бы писка крыс, если бы они даже плясали вокруг моей большой, теплой постели! Тем не менее каждое утро я проверяла защитную баррикаду, сооруженную возле скользящей панели. Тяжелый письменный стол оставался на своем месте, так же как и серебристые головки винтов. Теперь я была уверена, что тогда из-за обшивки слышала возню крыс. Но по какой-то необъяснимой причине все же,
Однако к концу недели страхи улеглись. В субботу утром мы работали над мумией и ее украшениями, лежащими в каменном саркофаге. Ко времени ленча появились слабые проблески солнца. Я впервые осознала, что не выходила из дома на свежий воздух с тех пор, как приехала на остров.
Готовясь к ленчу, я глянула из окна на подсыхающую на ветру и солнце горную тропинку, вьющуюся между почти голыми деревьями. Оставшиеся листья радовали взор чудесным багрянцем. При появлении солнца море под утесом из мрачно-серого превратилось в нежно-зеленое, украшенное белыми бурунами воли. Они бурлили и пенились, разбиваясь о скалы, а зеленые воды относили назад островки белой пены.
И мне вдруг очень захотелось как можно скорее выйти на чистый, свежий воздух. Исследовать округу и, может быть, деревню тоже. Я поспешно надела толстую юбку и свитер, достала из шкафа туфли на низких каблуках.
Ленч казался нескончаемым. Карен возбужденно болтала о поездке в Вермонт, к друзьям.
Профессор был спокойным, но, похоже, не мог дождаться, когда она уедет. Я догадалась, что он увлечен работой, которую мы делали всю педелю, а ведь многие ящики еще оставались не распакованными. Рандолф не спустился к ленчу, хотя мне было известно, что он где-то дома. Профессор с явной тревогой поглядывал на его пустующее место.
Он встретился со мной взглядом и печально улыбнулся:
— Никогда никто не бесил меня так, как этот мальчишка! Он знает, что я терпеть не могу непунктуальности! Миссис Хадсон, пошлите кого-нибудь за Рандолфом! Ему уже давно следовало спуститься!
— По-моему, он собирается в деревню, отец, — сказал Джон, виновато посмотрев на меня странными, светлыми глазами. — Вероятно, останется там на ночь, наверное, пойдет на танцы.
Профессор фыркнул:
— Танцы!
— Он хорошо работал всю педелю, — заступился за брата Джон. — Необыкновенно хорошо. Ты же видел, как Рандолф отреставрировал головной убор. Кажется, мисс Стантон хорошо на него влияет. — Джон улыбнулся мне.
— Ха! — отозвался профессор. — Если ты имеешь в виду, что он прихорашивается, когда рядом, Дениз, то ты прав! Но уж слишком часто Рандолф ездит в деревню. Я собираюсь положить этому конец. И скоро!
Карен незаметно от мужа улыбнулась мне и покачала головой.
— Нам всем надо время от времени расслабляться, Скотт, — мягко произнесла она. — Не нужно обвинять Рандолфа за то, что он хочет наслаждаться жизнью, насколько это возможно здесь. Вы любите танцевать, Дениз?
Я улыбнулась:
— В колледже танцевала.
— Я тоже. В деревне устраивают хорошие танцы. Мы со Скоттом тоже иногда там появляемся. — Она взглянула на мужа. — Джон не интересуется танцами, но Рандолф очень хорошо танцует. В таком месте, как это, молодые люди должны как-то развлекаться.