Дом на улице Овражной
Шрифт:
— Ну-ка, Серега, посмотри в окно. Может, спят там?
Я выбежал на улицу и, привстав на цыпочки, заглянул в одно из окон. Но оно было завешено плотной синей шторой, и ничего увидеть я не смог. Штора была и на втором окошке. Я уже собрался возвратиться к Женьке, как вдруг кто-то легонько стукнул меня по плечу. Вздрогнув от неожиданности, я обернулся.
Передо мной стоял незнакомый человек и внимательно смотрел на меня. Он был немолод. Из-под каракулевой, пирожком, зимней шапки выбивались пряди седых волос. В руке незнакомец
— Ты, мальчик, не к Петру Терентьевичу пришел? — спросил этот человек, продолжая все так же пристально меня разглядывать.
— Не-ет… Я не знаю… — в растерянности протянул я.
В воротах показался Женька.
— Ну, Серега, ты что же? — нетерпеливо крикнул он, но, увидав незнакомца, запнулся.
— Ага, — проговорил тот. — Вас, оказывается, целая компания. Послушайте, вы не знаете, когда придет Петр Терентьевич?
— Нет, не знаем, — ответил Женька, подходя ближе. — Нам самим кто-нибудь из этого дома нужен.
— Вот как? Прекрасно. Значит, он нужен нам всем. В таком случае вот что. Пусть один из вас сейчас пойдет на Пушкинскую улицу. Знаете такую?
— Конечно, знаем.
— На Пушкинской, в доме пятьдесят восемь, находится универсальный магазин…
Должно быть, этот незнакомец был приезжий. Кто же у нас в городе не знает универмага на Пушкинской!..
— Нужно подняться на третий этаж, в секцию обуви, и попросить Петра Терентьевича… Запомните?
— Давай, Серега, пойди ты, — сказал Женька. — А я пока зайду в дом двенадцать и в тринадцатый тоже.
— Теперь так, — продолжал незнакомец, обращаясь уже только ко мне. — Память у тебя хорошая?
— Хорошая, — ответил я.
— Так вот. Когда увидишь Петра Терентьевича, скажи ему: «Приехал Никифор Витольдович и привез письмо от Нионилы Спиридоновны», Запомнишь? Ну-ка, повтори.
Хотя имена были трудные, я повторил их без запинки.
— Молодец. Подожди, — остановил он меня, видя, что я уже собираюсь бежать. — Передай еще, что Никифор Витольдович остановился в гостинице, в номере двести тридцать шестом.
— В двести тридцать шестом! — повторил я, крепче нахлобучивая шапку. — Все скажу.
— И не забудь спросить насчет учительницы! — крикнул мне вслед Женька, когда я уже мчался по Овражной в сторону площади Гоголя.
Только на Пушкинской я вспомнил, что мы не уговорились с Женькой, как нам потом встретиться. Но бежать обратно все равно было поздно. Я с разбегу влетел в сверкающую дверь универмага и понесся на третий этаж.
В магазине, как всегда, было полно покупателей. Гремела музыка. Иногда она умолкала, и громкий голос объявлял: «Граждане покупатели, в нашем магазине вы можете приобрести новые пальто, костюмы, посуду, изделия из хрусталя и фарфора…»
В отделе обуви было много народу. Я с трудом пробился к продавцу, который доставал с полки желтые, на каучуке, ботинки, и крикнул:
— Дяденька! Позовите, пожалуйста, Петра Терентьича!..
Продавец обернулся, и я узнал Цыпленочкина. Он, наверно, не запомнил меня, потому что, равнодушно взглянув, сказал:
— Петр Терентьевич на контроле.
У отгороженного прилавка контроля покупателей было мало. Небольшого роста седенький человечек ловко заворачивал и перевязывал бечевкой коробки с башмаками и туфлями.
— Вас Петр Терентьич зовут? — спросил я.
— Да, Петр Терентьевич. А ты кто же такой?
— Меня Никифор Витольдович послал.
Я увидел, как у него беспокойно забегали глаза под старомодными, в серебряной оправе, очками.
— Катерина Ивановна! — позвал он, уронив на пол круглый клубок бечевки. — Катерина Ивановна, будьте добры, смените меня ненадолго.
— Да нет, я только на минутку, — объяснил я ему. — Никифор Витольдович…
Он быстро выскочил из-за прилавка, схватил меня за руку и потащил к окну, где сидел, верно дожидаясь кого-то, мальчишка лет пяти с новеньким игрушечным ружьем в руках. Здесь, прижав меня в угол, Петр Терентьевич, поминутно оглядываясь по сторонам, зашептал:
— Тише, молодой человек, тише. Ну, говори скорее, что передал Никифор Витольдович.
— Он сказал, что приехал и привез письмо от этой… от Нионилы Спиридоновны, — в точности повторил я просьбу седого незнакомца, удивляясь, почему упоминание о нем так разволновало Петра Терентьевича.
— А сейчас он где?
— Остановился в гостинице, в номере двести тридцать шестом.
— Остановился в гостинице… в номере… — над чем-то задумавшись, пробормотал старичок. — Так-так… А ты-то его откуда знаешь?
— Он нас с Женькой случайно встретил возле вашего дома, — сказал я и вспомнил Женькин наказ. — У нас, Петр Терентьевич, задание из Дома пионеров. Мы учительницу одну ищем…
— Какую учительницу?
— Ольга ее зовут. Мы имя знаем, а фамилию нет.
— Ольга? Какая Ольга? — озадаченно переспросил продавец. — Не знаю.
— Петр Терентьевич! — позвали из-за прилавка. — Петр Терентьевич! Подойдите сюда. Тут в чеке что-то напутано…
— Сейчас иду, сейчас! — Он обернулся ко мне. — Послушай, дружок, уж сослужи мне службу до конца. Гостиница рядом. Сбегай туда и найди двести тридцать шестой номер. Никифору Витольдовичу скажи, что вечером я пришлю к нему племянника тети Вари. Найдешь?
— А меня пустят?
— Конечно, конечно. Скажешь двести тридцать шестой, по делу. Кто же тебя может не пустить? Иду, иду, — откликнулся он, потому что его опять позвали из-за прилавка. — А тебе вот за расторопность… — Продавец вытащил из кармана смятую пятирублевку и сунул ее мне в ладонь.