Дом образцового содержания
Шрифт:
После отбытия машин во дворе дома в Трехпрудном остался единственный ярко-красный микроавтобус. Однако к траурной кавалькаде отношения микрик этот не имел. Да и номеров на нем, кстати, не было никаких, несмотря на то что двигатель работал, а водитель в пышных усах и с бородой находился за рулем.
За несколько минут до прибытия милицейского наряда микроавтобус рванул с места и исчез. Но еще за пару минут до этого из подъезда, в котором жили Мирские и проживал покойный, двое мужиков в строительной одежде выносили нечто листовое и объемное, типа строительной фанеры или чего-то подобного. Во всяком случае, отдельные свидетели успешно вспоминали потом, на чем задержался глаз. В детали, правда, никто особенно не вникал, полагая, что красный автобус знал, что делать, и без них. Одно свидетели не могли учесть в своих предположениях – то, что этот запоминающийся
Что же до участников самих похорон, то когда процессия добралась до Немецкого кладбища, Академик давно уже был там, поджидая остальных. В руке он держал два букета: один – свой, с белыми хризантемами, другой для бабули, с красными розами.
Стали вылезать по одному. Стефан стоял у распахнутой дверцы автомобиля и лично помогал женщинам, подавая навстречу руку. Глебу Иванычу тоже подал. Тот в ответ протянул свою и благодарно глянул на добродетеля. Но встречных глаз в ответ не нашел. В это время взор Стефана устремлен был куда-то в сторону, левей автомобиля, туда, где был запаркован черный Митькин «БМВ». В том же самом направлении Томский сделал лицом вопросительный жест, слегка приподняв брови и чуть поведя головой. Машинально Чапайкин бросил взгляд туда же, куда смотрел и Стефан. На другом конце обоих взглядов, в точке их пересечения, наличествовал единственный живой объект – правнук Розы Марковны с двумя букетами цветов. Правнук едва заметно улыбнулся Стефану и сжал веки, подтверждая тем самым полное довольство. Стефан так же удовлетворенно сжал глаза…
Еще минут через двадцать подъехали остальные, всего вместе с Трехпрудным собралось человек пятнадцать. Перед тем как опустить Федьку в могилу, стали говорить. Дамочка из Союза художников, та, что самоустранилась, узнав о дочке, изрекла несколько дежурных фраз и отошла. К словам дамы по паре нетвердых слов присоединил каждый из небритых мужиков, чем-то неуловимо походивших на самого покойника. Затем слово свое сказала Роза Марковна – о том, какой Федор Александрович был превосходный сосед, изумительно чуткий человек и носитель неповторимого таланта в области скульптурного мастерства. В самом конце полшага в сторону ямы сделала Гелька и, преодолев страх, промолвила, слегка заикаясь:
– Федор Александрович был мне отец, но никогда об этом не говорил. А я не спрашивала, потому что не знала. Но зато он был добрый и очень меня любил. И я его тоже очень любила. И мама. И никто в этом не виноват. И я никогда своего папу теперь не забуду, потому что он так хотел. И маме об этом расскажу. И Ринатику с Петрушкой, хоть они и Хабибуллины, а не Керенские. – Она помолчала и обвела глазами присутствующих. – Лучше бы я ему ничего не говорила про себя и про маму, тогда он, может, еще б пожил, – она подошла к гробу и поцеловала Федьку в лоб, – Прости меня, пап, что я в Москву приехала, я не хотела, это так само получилось.
Скорей всего, из сказанного незнакомой девушкой мало кто что-либо понял, но вникать в смысл слов никому и в голову не пришло. Небритые мужики поскорей хотели выпить, дамочка нервно посматривала на часы, желая, развязавшись с общественной нагрузкой, сейчас же испариться, а Трехпрудные, все почти, какие были, включая Фиру Клеонскую, и так знали все, что следовало знать, про Федьку и про обретенную им в день смерти житомирскую дочь. Когда Гелька закончила и отступила на полшага назад, Роза Марковна приблизилась к ней, притянула к себе и прошептала на ухо:
– Умница, девочка. Отличные слова сказала. Папе бы твоему понравились, уверяю тебя.
Первые дни после успешного изъятия собственного наследства Митька колебался – сказать Стефану про столкновение у квартиры Керенского или же ничего про Варьку не говорить. Сначала подумал, надо бы рассказать про такое дело, – так, на всякий случай. Но после передумал, боясь нарваться на недовольство и испортить впечатление от качественно проведенной операции по спасению собственной молодой жизни. Да и потом, честно говоря, не рассматривал это соображение как первостепенное, больше с бабулей первые после кражи дни проводил. Не то чтобы вину свою перед семьей ощущал как-то, просто жаль было бабулю по-настоящему, без дураков, видя, как тяжко переживает она утрату. То, что менты ничего никогда не узнают и не отыщут, было ясно и так – слишком мудреной оказалась задачка. Кроме того, дело осложнялось тем, что ни
Три дня Мирская просидела почти не выходя из спальни, глядя перед собой. Она думала о том, как предстанет теперь перед Семой, когда придет срок объясняться. То, что похищение было совершено людьми не случайными, понимала даже она. На это же намекали и следователи, закидывая вопросы так и эдак. И все равно, лишних людей вокруг, как ни всматривайся, не получалось. Те, кто приходил в дом чаще других, если выкинуть из рассмотрения домашних, были наперечет: Танечка Кулькова, считай, родня, Фира Клеонская, ну и Глеб Чапайкин – редко, больше от одиночества, чтобы лишний раз поведать Розе о том, с каким нетерпением внучка Варвара желает его скорейшей смерти, а он, старый пень, никак намека не понимает. Далее, Керенский, покойник, – не часто, но заглядывал на чаек, но всегда один, без дочки, про которую молчал, как партизан. Ну и Стефан, милейший человек, сосед, интеллигент в седьмом, наверное, каком-нибудь поколении, богатый и солидный бизнесмен с собственной охраной. Остальные – так, разовые, случайные.
В общем, все три дня Митька был поблизости от прабабки, и, быть может, поэтому уже на четвертый день ей стало существенно легче: отмякло немного внутри, отпустило. Подумала, живы все, в конце концов, и, слава Богу, здоровы. Даже сама она, старая корова, тьфу-тьфу не заболела от случившегося удара судьбы, лишь немного побыла один на один с собственной памятью.
К опросам свидетелей следствие приступило в тот же час, и в этом надо было отдать им должное. Прочесали оба подъезда, выспросили всех до единого, кого смогли, конечно, найти. Всех и отыскали, кроме последней возможной свидетельницы, которая отбыла в тот же день в оплаченный матерью солнечный Таиланд. Но это так, на всякий случай – никто из милицейских на показания гражданки Варвары Бероевой особенно не рассчитывал. Решили сосредоточиться на поиске красного микроавтобуса и для этого стали методично переворачивать город: автомастерские, комиссионки, подозрительные гаражи, отстойники. Делать – делали, но и понимали тоже: давно автобусик тот в утиле, и даже там, скорей всего, уже далеко не красного он цвета. Мужчина, какого похоронные участники засекли на водительском месте, тоже, вероятно, был в гриме: что борода, что пышные усы явно служили не для украшательства внешности, а для камуфляжа.
А пока следователи, не надеясь на успех, отрабатывали одну за другой версии преступного замысла, эксперты тоже успели поработать. Самый усердный из них не поленился, сделанное владелицей, гражданкой Мирской, подробное описание картин сопоставил с данными мировых каталогов по искусству и поразился. «Женщина с гитарой», одна из пропавших работ, на мировом рынке живописного искусства, оказывается, отлично известна, будучи занесенной во все основные каталоги, а ориентировочная цена ее может вполне измеряться десятками миллионов долларов. Про «Кукушку» сведений не имелось, но, коли это подлинный Шагал, то деньги за него могли быть вполне даже соизмеримы. Или около того. Во всяком случае, завершив работу, эксперт подписал соответствующий акт, сделав категорический вывод о том, что обе картины принадлежат к шедеврам мировой живописи и по именам, и по возможной оценочной стоимости.
Узнав об этом, следователь заскучал, сообразив, что раскопки на этом можно смело прекращать. Наверняка, подумал он, те, кто брал, исключили саму возможность раскрытия преступления, предусмотрев последствия кражи самым серьезным образом, – слишком велика ставка. И вообще, их, наверное, давно уже нет в живых. Картины всплывут конечно же, рано или поздно, но не при его, следовательской, жизни и не в этой хреновой стране.
Но тем не менее порядок есть порядок и с актом экспертизы Розу Марковну ознакомили. Старуха внимательно прочитала, шевеля губами, но совершенно не удивилась.