Дом Павлова
Шрифт:
— Вперед! Ура-а-а!
Голос Воронова гремел над площадью и, казалось, перекрывал шум боя.
И снова — Воронов впереди, а за ним и остальные пулеметчики рванулись вперед. Почти одновременно поднялся со своим отделением Павлов.
Уже совсем близко от дома — метрах в пятнадцати — стрелки, бежавшие налегке, обогнали Воронова и его людей, волочивших свой пулемет. Еще несколько секунд, и вот они совсем уже близко от цели.
Противник встретил штурмующих гранатами. Вот одна угодила в Шкуратова и его напарника. Бездыханные, они упали на землю. Подоспевшие Шаповалов
Не выдержав штурма, гитлеровцы побежали из дома.
Еще минута — и Павлов, а за ним и остальные штурмующие ворвались в разрушенное здание.
Наконец можно посылать к Жукову связного, которого тот так ждет! Связной добрался благополучно. Капитан доложил Елину по телефону: дом взят.
Теперь надо готовиться к отражению контратаки. Такое решение и принял командир роты Наумов, уже получивший через связного короткий устный приказ командира полка: «Молодцы! Дом удержать!»
Наумов и замполит батальона Кокуров обходили только что занятый дом, выбирая места для огневых точек.
Контратака (не замедлила. Встреченные дружным огнем, гитлеровцы отхлынули. Прошло немного времени — и еще одна контратака отражена.
Люди не чувствовали ни усталости, ни ветра, а он в этой разрушенной каменной коробке без потолков и без крыши пронизывал до костей.
После того как отразили вторую контратаку, положение усложнилось. Начался обстрел из минометов. А в окна летели гранаты…
Несколько гранат удалось обезвредить: их тут же отшвыривали назад, прежде чем они успевали взорваться. Но урон все же понесен немалый. Тогда стали сооружать вдоль стен нечто вроде загородок из кирпича — его тут громоздились кучи.
Лопнула еще одна мина — она влетела сверху, словно в колодец — и три осколка впились Воронову в руку, в ногу, в живот. Он едва успел наложить повязки, а раненую руку снова задело — теперь уже разрывная пуля… Но времени, чтоб сделать новую перевязку, нет. Враг снова пополз — с шумом, с гиком…
— Огонь! — скомандовал Воронов своим пулеметчикам.
А здоровой рукой стал через оконные проемы кидать гранаты. Кольца вырывал зубами — раненая рука висит плетью…
Пулемет и гранаты сделали свое дело. Отбита еще одна, третья контратака. Теперь, пожалуй, можно взяться и за перевязку. Воронов отполз в сторонку, но тут на голову свалился кирпич… Хорошо, каска была надета — сослужила службу.
Ни минуты передышки. Свирин достал было индивидуальный пакет — забинтовать Воронову руку, но вот увидели в окно: противник выдвигает пушку. Сейчас ударят прямой наводкой.
— Снимай пулемет! — только и успел крикнуть Воронов.
Поздно. Снаряд разорвался в тот самый момент, когда все кинулись к пулемету.
Ранены Бондаренко и Свирин. Словно подкошенный, упал Иващенко.
Град мелких осколков посыпался на Воронова. Они впились в раненую ногу… Обливаясь кровью, он пополз к командиру взвода Афанасьеву — тот с автоматом
Воронов лишился чувств.
Понесли потери и бронебойщики. Убит Сабгайда, ранен Мурзаев, стенка обвалилась и засыпала Рамазанова. Лишь счастливая случайность избавила от такой же участи его напарника — он на минуту отлучился. Якименко тотчас вернулся и откопал друга. Обошлось без серьезных ушибов — и этого каска спасла.
А на другой половине дома, бок о бок с минометчиками, сражался сержант Павлов. После четвертой вражеской контратаки от его отделения остались в строю только двое — Шаповалов и Евтушенко. Не было в живых и Алексея Чернушенко, девятнадцатилетнего командира минометов-«бобиков».
Павлова ранило перед концом этой четвертой контратаки.
Он лежал у ручного пулемета и хорошо видел, как вражеские офицеры подгоняют солдат. Слышны были их обычные выкрики: «Шнель! Шнель!» И видно было, как высунувшиеся из траншеи зеленые куртки залегли, а потом и повернули назад. Пулемет Воронова хоть и молчал, но продолжали стрелять другие пулеметы — ручные. И все, кто мог, стреляли из автоматов, отбивались гранатами.
Короткие очереди посылал в сторону гитлеровцев и Павлов. Вдруг он почувствовал невыносимую боль в правой ноге. И словно пелена стала застилать глаза.
— Берись, Андрей Егорыч, ты, — проговорил Павлов слабеющим голосом, уступая Шаповалову место за пулеметом. — Укусил-таки, гад.
Он отполз, и за ним потянулся кровавый след.
Но хоть отбита и эта контратака, а по всему видать, что дом не удержать. Очень уж велики потери.
Командир роты Наумов решил воспользоваться минутой относительного затишья, чтоб доложить начальству. И он короткими перебежками направился через площадь. Там, возле Дома Павлова, в колодце водопроводной сети устроил свой командный пункт зам-комбата Жуков.
Все поняли маневр Наумова. Вот он, под пулями, побежал. Упал. Вскочил — и снова короткая перебежка. И так все полтораста метров, разделявшие «молочный дом» от колодца… Когда до цели осталась, пожалуй, одна, последняя перебежка, Наумов, падая, как-то странно взмахнул руками. Будто хватал воздух. У всех, кто видел, замерло сердце. Проходят долгие секунды. Минуты проходят. Наумов больше не поднялся…
Командир прославленной седьмой роты Иван Наумов убит.
Телефонист на командном пункте в колодце подает Жукову трубку. Послышался резкий голос Елина:
— Что же ты? Дом занял, а удержать не умеешь?
— Не удержать, товарищ полковник. Большие потери. Убит Наумов, ранен Кокуров, он там сейчас с ними… Мало кто остался…
Елин помолчал, потом снова раздался его решительный голос:
— Отводи людей…
Самое разумное, что можно предпринять. Ведь главная задача — приковать противника к этому участку — выполнена.
Но сейчас это невозможно.
— Побьют и тех, кто выжил, — говорит Жуков в трубку. — Подождем темноты.
— Пускай, когда стемнеет, — соглашается командир полка.