Дом перелетных птиц
Шрифт:
Валентин не видел его лица, только удаляющуюся спину снизу вверх, он пока не понимал, что творится с перспективой восприятия, и с чьей точки зрения, он наблюдал:
– Сын! – он с удивлением понял, что это произнесла женщина, типажом похожая на старого премьера Врана. Идеальный родезийский Аласии тревожно зазвенел в ушах. Стук ее каблуков, длинный подол, Валентин запаниковал, молясь, чтобы это оказалось бредом сотрясшегося мозга, но сериал тем временем продолжался. Она протянула руку, хватая молодого человека за локоть. Он развернулся: ноздри гневно раздувались, даже русые волосы, казалось,
– Матушка, – холодно взглянул на нее собеседник – Что Вам угодно?
Валентин почувствовал, как его сердце захлестнула волна неудовольствия, ощущение было весьма странным. Особенно учитывая явную угрозу в интонациях этого, это же не мог быть Лайон, она явно ему не послышалась. Интонация была так знакома, как только что состоявшийся разговор, напугавший его. Лайон – это Адиль?
– Адиль, ты опять кутил с этими развратными девками? – женщина как-будто не злилась, а повторяла вынужденный ежедневный ритуал.
– Матушка, это не Ваше дело, – смерил её ответным тяжелым взглядом объект порицания и протерев кулаком сонные золотые глаза, отвернулся.
– Как раз моё, у твоего отца в разгаре предвыборная кампания. Он лидирует с минимальным отрывом, а ты наносишь такой удар по нашей репутации. Вся семья трудится сутками, а ты только прохлаждаешься. Твои обязанности…
– Мои обязанности определены с рождения, – развернулся на пятках Адиль и удалился, оставив свою мать и девочку, подглядывавшую в щелку двери из соседней комнаты.
– Аймат, солнышко, выходи, видишь, твой брат ведет себя ровно также, как всегда, – женщина обернулась к ней и пожала плечами.
– Старший брат говорит, что ему надо перебеситься, – с удивлением услышал свой, девчачий голос Валь и перевел взгляд вниз на свои небольшие руки и маленькие ноги в бархатных туфельках, багровую юбку и темные колготки. Впервые в подобных сновидениях, он услышал мамино имя, произнесенное незнакомой родезийкой. – Я все равно у Вас останусь на пару дней, тетя. Во внутреннем дворце слишком скучно и Вы быстро вылечите меня от этой дурацкой ангины, – Валентин задумался, понимая, что при пробуждении вряд ли будет помнить происходящее детально. Мамины воспоминания всегда вызывали особый трепет, даже когда просачивались насильственно. Почти всегда.
Адиль – это Лайон, поэтому он видит это сейчас? Он – его дядя, Четвертый принц, пропавший без вести почти сто лет назад? Родезийские интриги всегда вызывали только головную боль. Как мог принц Альянса пропасть без вести во Вране, закрытой для всех системе-изгое? Перед глазами замелькали столпы синего пламени.
Моро подскочил на кровати, сердце колотилось, грозя выпрыгнуть из груди, он почти боднул Лайона, склонившегося над ним зачем-то, он не сразу сообразил, что тот проверял перевязку.
– Тебя что, мучают мокрые сны? – удивленно посмотрел на него Ангел.
– Иди в жопу, – буркнул Валентин, старательно успокаивая нервы и обшаривая карманы в поисках завалявшейся конфеты. – Просто кошмар, – пробормотал он, массируя виски, во рту чувствовался тяжелый металлический привкус, и конфеты он явно где-то потерял, заесть стресс также не вышло.
Адиль молча протер салфеткой кровь с его
Ястреб холодно смотрел, как Моро отказывается от завтрака, как Моро пытается ходить, как Моро блюет, шатает и кидает из стороны в стороны, как он доходит до ванной и неуклюже закрывает дверь. Что-то не клеилось, где люди Моро, где "Шляд". Когда младший Моро стал таким слабым и уязвимым? Вся их прошлая крутость шла только в комплекте с семейным положением, но оно же есть и сейчас. Тогда он хорошо держался, а сейчас, несмотря на мышечный тонус, казался покойником. Адиль никогда не любил загадки в отличие от своих братьев и сестер. Он любил только игры.
Адиль впервые выехал без респиратора, но уже был готов признать, что дышать можно было. Смог менял цвет неба до грозовых оттенков, но белому мрамору городского камня это только шло. Смешно, но Моро действительно старательно рассказывал ему историю города, вотчине своего бандитского рода. Адиль был даже где-то обезоружен обстоятельностью и эрудированностью своей юной жертвы, которую неплохо натаскали на его взгляд.
– Исторический центр ты хорошо знаешь, думаю… В планировке города надо понимать, что город три раза брали штурмом, два раза это приводило к полному уничтожению, а в третий – Медиолан откупился. Когда Моро снова пригласили из ссылки и дали мандат жонда, они решили, что Медиолан не будет уступать Катажу, а потом и Аласии с Фрайбургом в своей красоте, а главное, монументальности. Строили сначала вранцы, потом родезийцы соответственно. Жонд в Медиолане заседает, то есть заседал в школе Ремесленников, не в воинской общине и не в доме Моро, во Вране это не принято, так вот, эта школа была полностью расписана маэстро Гьяни и. является его самым крупным проектом. К сожалению, теперь школа полностью закрыта для посещений, потому что это учреждение является функциональной собственностью Альянса…
– Я видел школу, и Гьяни вашим сыт по горло, – усмехнулся Адиль. – Темные краски, сумрачные фигуры с бледной кожей, огненные волосы, чёрные плащи, кровь, страдания, я что-то упустил? У него даже чувственное наслаждение передано через плотское страдание. Увидев его живопись, я утвердился во мнении об извращенности вранцев, полной и бесповоротней. В Этиле у вас жрут студентов, здесь бабы, все при них, но вот досада, у них отсутствуют части тела, сдохли возлюбленные в дурацких битвах, чума прошла, голод, понос и ни слова о любимой активности вранцев: наглом грабеже соседей, и я не только о кредитовании сейчас.
– Слушай, это все-таки вранский стиль, с определенными средствами художественной выразительности. Наш знаменитый белый мрамор не такой аляповатый, как ты описываешь, на юге, здания преимущественно золотых оттенков.
– Видишь, какая публика во Вране. Золотистые тона – плагиат Родезии.
– Васкес тоже покупал картины Гьяни, – скрестил руки на груди Валя.
– Я не из Васкеса, – отмел столь очевидную попытку вызнать его происхождение Адиль, подтвердив гипотезу Валиных кошмаров. Это работало слишком интуитивно на его вкус, но пока работало. – Куда мы приехали?