Дом Поэта (Фрагменты книги)
Шрифт:
Но клеветать Надежде Мандельштам на кого бы то ни было и прежде всего на Анну Ахматову я не позволю.
Не позволю документами, стихами, фактами — обращаясь, как критик ее книги, к общественному суду, не к уголовному — хотя и к уголовному столько людей, персонажей ее мемуаров, вправе были бы обратиться.
Живыми голосами. Мертвыми.
Пушкин обмолвился однажды (впрочем, совсем по другому поводу) о безнравственности нашего любопытства. Вся "Вторая книга" написана в расчете на эту безнравственность и расчет оказался правильным. Еще бы! Столько знаменитых и незнаменитых
Что подразумевает — смеет подразумевать! — Надежда Яковлевна, утверждая, будто Ахматова принадлежала к охранительскому слою? Какой смысл вложен ею в это загадочное выражение? Что означает "охранительский слой"?
Вы, собирающие портреты — знающие наизусть стихотворения Анны Ахматовой, и вы, находящие книгу Н. Мандельштам "оо-чч-ень любопытной" объясните мне, пожалуйста, приведенные выше слова.
"Охранительский слой". Что это такое? Охранка? Нет. ВОХРовцы? Тоже нет. Общество охраны природы? Хранители музеев? Хранители культуры? Охрана памятников старины? Хранители священных заветов? Класс, который охраняет существующий строй? Царский строй? Советский? Старый? Новый?
Читатели прочитали, не прочитав. Мне же необходимо добиться толку. Обращаюсь за разъяснениями ко "Второй книге".
Та же глава "Свобода и своеволие". Читаю:
"Действительно ли есть только два начала — созидательное и разрушительное? Может, есть и третье — пассивное или охранительное, нейтральное к добру и злу, всегда враждебное всему новому, будь то крест, который всегда сохраняет новизну, или поэтический голос… Охранители равнодушно охраняют привычное, куда бы оно ни
вело — к жизни или к гибели. В любом движении действует инерция. Охранители живут по инерции, и в странах, переживающих тяжкие кризисы, они особенно заметны" (311) [283–284].
Определение охранительства дано очень точно. Пример тоже подобран точный: "блаженные старички, просидевшие полжизни в лагерях и продолжающие говорить старыми словами и орудовать прежними понятиями, которые им же искалечили жизнь".
Верно, множество таких старичков.
Это все — с. 311 [284]. А на странице 315 [288] к "охранительному слою" причислена Анна Ахматова! Она, по словам Надежды Яковлевны, противостоявшая "дикому миру", она, пережившая все, что ею было пережито, осознавшая все, что было пережито народом и ею, она, написавшая:
Дом был проклят и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою своей1.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол…
Анна Ахматова, столько раз именуемая Надеждой Яковлевной «неистовой» и «неукротимой» — эта она — как там у Надежды Яковлевны определено охранительство? — оказывается, нейтрально относилась к добру и злу, равнодушно охраняла привычное и жила по инерции!
Оо-чч-ень любопытно!
Надежда Яковлевна не перечитывает того, что пишет. Но читатель-то ведь читает! (Не говорю уж об
– ----------------------------------
1 Мне известен вариант: «моей».
– ----------------------------------
И своеволие — в применении к Анне Ахматовой — под пером Надежды Яковлевны не такая уж невинная мелочь. Мне совершенно все равно, в какую именно клеточку запихивает Надежда Яковлевна Анну Ахматову, пребывая в сфере собственных или чужих отвлеченных схем. Но чуть только из мира абстракций, которыми лихо оперирует мемуаристка, мы переходим в живую реальность, мы снова получаем клевету на Ахматову. Вдумайтесь в нижеследующие строки, твердо держа в уме, что Ахматова отнесена, следуя классификации Надежды Яковлевны, с одной стороны, к охранительскому слою, с другой — к тем, кто проявлял известную долю своеволия. "В свете вышеизложенного", как принято у нас выражаться, прочитаем:
"Когда он приступит к окончательному уничтожению мира" ("он" — это, в предыдущей фразе, тот, "кто возвеличил себя и свою волю, отказавшись и даже вытравив из своей души высшее начало"), когда этот он "приступит к окончательному уничтожению мира, ему будут способствовать тупые охранительные силы, которые оберегают сейчас чудовищные сооружения, воздвигнутые своеволием" (319–320) [291–292].
"Так вот куда октавы нас вели!"
В этих тупых охранительных силах, состоящих на службе своеволия, когда оно приступит к окончательному разрушению мира, окажется лепта, внесенная Анной Ахматовой.
Ее поэзия, выходит так, не спасательный круг, брошенный человечностью в океан бесчеловечия, не зеленый листок подорожника, прижимаемый раненым к гноящейся ране, не врачующее душу рыдание над разлуками и над "безмолвьем братских могил" — зримых и незримых, а в известной мере нечто, принадлежащее к тупому охранительству, вытравившему из себя высшее начало…
Не поэзия ли Анны Ахматовой, как поэзия каждого великого поэта, есть одна из форм высшего, одухотворяющего начала?
Впрочем, мне кажется, клевета Н. Мандельштам довольно безопасна.
Клеветать следует с большим искусством, изобразить Анну Ахматову — и ее поэзию — соучастницей в подготовке грядущего самоубийства человечества для этого нахватанности в эсхатологии, бергсонианстве, скоропостижном православии и ноосфере Шардена недостаточно.
Поэзия всегда сильнее клеветы. А быть может окажется сильнее и атомной бомбы.
К тому же, среди членов содружества, именуемого "нас было трое", "их было двое и только двое", "нас двое" и пр., не все оказались зараженными своеволием и охранительством.
"Крупица" своеволия, правда, была и в Мандельштаме и даже в самой Надежде Яковлевне (492) [445]. Принадлежала ли она, подобно Ахматовой, к охранительскому слою — впрочем, остается неизвестным. Зато О. Мандельштам, в отличие от Ахматовой, не был охранителем "ни на йоту" (320) [292]. Таким образом, когда тупые охранительные силы приступят к уничтожению человечества — вины Осипа Мандельштама в этом не будет.
Я — рада.
Эпилог1
23/II 76
Да, говорят мне, Надежда Яковлевна, конечно, оклеветала многих, но зато…