Дом последней надежды
Шрифт:
– …тебе следовало бы отправиться за мужем, чтобы спасти имя семьи, но…
Покрытые черным лаком зубы. И рот, в который я смотрю неотрывно. Этот рот кажется мне вратами в бездну. Вот сейчас она раззявится и проглотит меня целиком, а потом и остальных, и дом, и даже город…
Я моргнула, избавляясь от наваждения.
– Я просто последовала твоему примеру, мама, – сказала я, и слова эти, к огромному моему удивлению, дались просто.
Более того, я ощутила огромное облегчение.
Не мое.
Иоко?
Или
Может, и вправду подменили ее зеркальные духи? Это ведь случается с особо самовлюбленными красавицами, а Иоко не заметила.
Матушка замолчала.
И молчала как-то нехорошо… лязгнули ноготки, и показалось, что с огромным удовольствием полоснули бы они по моей щеке.
Или горлу?
Я прикрыла шею ладонью.
– Не сравнивай нас! У меня на руках осталась маленькая дочь и хозяйство…
…и двадцать три тысячи золотых монет, которые ныне спокойно обретаются в хранилище. А еще пара лошадей, повозка и два десятка слуг. И это не считая всяких мелочей вроде серебряной посуды или коллекции нефритовых фигурок, которые отец вырезал удовольствия ради, но…
– Впрочем, чего еще ждать от столь неблагодарной особы? – Матушка сложила руки, и рукава кимоно сомкнулись, скрывая и ладони, и металлические когти. – Надеюсь, когда-нибудь боги пошлют тебе просветление…
Уже послали, иначе, нежели божественным вмешательством, я свое появление в этом доме объяснить не способна.
– …а мне покой…
– Тоже очень на это надеюсь…
…и не слишком огорчусь, если покой этот будет вечным.
Матушка молчала.
И я не спешила продолжать беседу, как не предлагала пройти на террасу. Чаепитие? С нее станется яду в чай плеснуть… а может… надо бы выяснить, не появлялась ли матушка накануне моей болезни. И если так, то…
Подозрения.
И с тем колдуном, силами которого я поправилась, встретиться стоило бы, вот только подозреваю, что без денег он со мной говорить не захочет. А с другой стороны, попытка – не пытка.
– Я жду. – Матушка первой потеряла терпение.
– Чего?
– Денег.
– Каких? – Что ж, кое-что стало проясняться.
– Болезнь лишила тебя остатков разума? – Матушка позволила проскользнуть насмешливым нотам.
– Памяти.
– Что?
– К сожалению, я очень плохо помню то, что происходило со мной в последнее время. – Я все же направилась к террасе. В доме слишком много… не то чтобы любопытных, но эти женщины не слишком обрадуются, узнав о моей амнезии. – А потому действительно не понимаю, дорогая матушка… – получилось слишком уж насмешливо, – о каких деньгах ты говоришь.
– О тех, которые ты обязалась платить мне.
– За что?
– За
Вот как… за дом, стало быть… и не только за дом. И неужели Иоко была настолько наивна, что действительно давала ей деньги?
Давала.
И не только свои… но все равно не понимаю. Матушка отнюдь не бедствует. И даже если она каждый день будет приобретать новое кимоно, что слишком расточительно – по натуре она довольно скупа, – ей хватит золота на многие годы, а она…
Или не в золоте дело? Не в тех крохах серебра, но в ее желании контролировать несчастную дочь?
В чем-то большем?
Кому-то настолько мешает не сама Иоко, но ее затея?
Кто-то из девочек?
Сложно. Но я разберусь. И с головной болью тоже.
– …и мне, безусловно, жаль говорить такое, но вряд ли ты найдешь дом в месте столь приличном и удобном дешевле… – Матушка говорила, разглядывая то ли сад, то ли собственные ногти. – А цены ныне выросли и…
– Денег не будет.
– Что?
– Не будет. – Я потерла виски, отрешаясь от тягучей этой ноющей боли. – Ни сейчас. Ни завтра. Ни вообще. Мы ведь договорились, что я оставляю себе этот дом и…
– Обстоятельства изменились. Я…
Я приложила палец к губам, призывая к молчанию. И видно, подобное поведение было настолько нехарактерно для Иоко, что матушка ее и вправду замолчала.
– Скажи, матушка, что ответит мне почтеннейший Гихар, прозванный Справедливым, если обращусь я к нему с просьбой показать мне тот свиток, в котором мой почтенный отец изъявил свою волю…
– Неблагодарная!
Этот визг разбудил кошку и спугнул воробьев, слетевшихся к пруду.
А я перехватила руку.
Когтистую такую руку, тонкую, но на удивление сильную… а ведь ей еще нет пятидесяти. Она рано вышла замуж. И рано овдовела. И привыкла быть хозяйкой не только в доме своем, но и в жизни…
– Пусти! – прошипела матушка.
– А еще я могу спросить его, как же вышло так, что мой отец, да пребудет душа его в седьмых чертогах, не позаботился о дочери, которую так любил, и нет ли в том злого умысла… а если есть, быть может, стоит мне обратиться к Наместнику и его колдунам, дабы установить правду?
– Ты не посмеешь!
– На то, чтобы заплатить взывающим, моих скромных сбережений хватит… а там… ты же знаешь, что воля души, согласно уложению от Аккая Свирепого, обязана быть исполнена.
– Дрянь!
– Поэтому подумай, матушка… – я отпустила ее руку, – стоит ли тебе появляться здесь…
Мне показалось, она все же не сдержится. Нападет.
Но матушка слишком хорошо владела собой.
– Ты и вправду все забыла, – сказала она. – Как и то, что тебе было отказано в нелепой этой просьбе… исиго Наместника отказался тратить силу на подобные глупости.