Дом проблем
Шрифт:
— Мастаев, не будь дурачком. Этот текст набирали на компьютере секретари, помощники, адъютанты. Не будь наивным. Если хочешь, прочитай, а я уже знаком. Распечатай. «Искренне Ваш!» Читай.
«Президенту Российской Федерации Борису Николаевичу Ельцину
Уважаемый Борис Николаевич!
Ваше активное участие в миротворческих процессах на территории СНГ вселяет в меня надежду на то, что происходящее в настоящий момент в Чеченской Республике Ичкерия является трагическим недоразумением. Мне кажется, что Вы не в полной мере владеете информацией по Чеченской Республике, иначе трудно оценить Ваши недавние категорические заявления о том, что Россия не будет решать чеченский вопрос силовыми методами, ибо Ваши заявления расходятся с реальной действительностью.
У меня сложилось впечатление, что Вы, занятые проблемами мировой
Положение дел таково. В Чеченской Республике Ичкерия была оппозиция. Лица же эти являются не оппозицией, а людьми, стремящимися прийти к власти на российских штыках. Среди сторонников этой так называемой оппозиции нет ни одного летчика-чеченца, тем более военного. Поэтому всему миру ясно, что под прикрытием так называемой оппозиции действуют российские наемники, спецконтингент российских Вооруженных Сил.
Вы, Борис Николаевич, должны отдавать себе отчет в том, что любой обман рано или поздно раскроется. Иностранные журналисты зафиксировали все акты российских Военно-воздушных сил на территории Чеченской Республики. Они знакомят мир с фактами авиабомбежки мирных населенных пунктов российскими вертолетами. Имеются многочисленные жертвы среди мирного населения, нанесен значительный материальный ущерб. Пока необъявленная война России и Чеченской Республики носит вялотекущий характер, но только потому, что чеченский народ из всех средств решения конфликтов предпочитает мирные. Последняя надежда, которая у нас еще остается, — это надежда на то, что Вы своим личным авторитетом можете призвать к порядку зарвавшихся политиков, ведущих самостоятельную линию и играющих с огнем, готовых разгореться углей кавказской войны.
Я предлагаю провести личную встречу со мной для обсуждения и урегулирования всех наших вопросов. Одновременно выражаю Вам искреннее заверение в том, что не было и нет проблем и вопросов, которые не могли бы быть решены путем переговоров. История и народы не простят нам, если мы в этих условиях не проявим мудрости и стремления остановить дальнейшее развитие военного конфликта, пока это возможно, а отдадим это на откуп тем, кто завязал российско-чеченский узел и пытается разрубить его мечом. Иначе процесс может приобрести неуправляемый характер.
Искренне Ваш,
147
В некотором сокращении.
— Ну что? — поняв, что Ваха прочитал, спрашивает Кнышев. — Ваш генерал все ерепенился, ерепенился, а, как порохом запахло, — «искренне Ваш!» Не надо. Поздно. Теперь нас с панталыку не собьешь.
— Вы начинаете войну?
У них возник спор. Видать, Митрофан Аполлонович оказывал на Мастаева какое-то воздействие, потому что с ним Ваха стал коньяк хлестать, а потом закурил, охмелел. И тогда они говорили о красивом Грозном, о знакомых и почему-то о Дибировых — матери и дочери.
Где-то за полночь позвонили. Кнышев очень долго по телефону говорил. После этого Ваха засобирался в гостиницу.
— Куда? Здесь столько места. Раз пришел, то оставайся, — они еще долго сидели. И Митрофан Аполлонович твердил: — Люблю, люблю я тебя, дурака. За то и люблю, что наивный дурак. Давай еще по одной. Ты — спать, а мне еще поработать надо.
С зарею Ваха на ощупь пробрался на кухню, включив свет, он искал воду, внутри жгло. И тут он увидел письмо президента Чечни и сверху, как резолюция, знакомый почерк Кнышева:
«09.10.1994 г. По-моему, не стоит этого брать всерьез и отвечать. Лучше подождем и посмеемся. Сегодня дадим в печать для смеху с директивой редакторам: всячески высмеять и паки и паки ругнуть наших интеллигентов, чеченов и правозащитников-либералов-подлецов. Приеду — поговорим еще.
— Мразь, — процедил Мастаев и подумал: «Не будь он в гостях, избил бы Кнышева». Не желая более оставаться в этих хоромах, он второпях оделся и безуспешно пытался отворить входную дверь — столько секретных замков, как просто спиной ощутил опасность. Развернулся, перед ним Митрофан Аполлонович
— Что? Надоело мое гостеприимство?.. Даже не прощаясь. Хе-хе. Как-то не по-горски ты себя ведешь.
— Зато вы по-ленински.
— Да, все, что создано, — хозяин развел руками, — это благодаря теории и практике Ленина, — непонятно, имеет ли он в виду свою квартиру или все вообще. — И я, в отличие от некоторых безграмотных придурков, верен идеалам коммунизма.
От волнения заикаясь, Мастаев хотел было возразить, да получилось что-то невразумительное, к тому же дверь за ним быстро захлопнулась.
До гостиницы «Россия», благо все в центре Москвы, можно было дойти и пешком. Однако погода испортилась, почти по-зимнему шел колючий, мелкий снег, подгоняемый таким же негостеприимным северным ветром. Поэтому Ваха стал одним из первых пассажиров метро и, разглядывая схему, обнаружил вечные названия: «Ленинский проспект», «Площадь революции», «Октябрьская», «Марксистская», «Пролетарская» и другие. А его станция вроде переименована — «Китай-город», а вот памятник революционеру Ногину [148] также на почетном месте.
148
Ногин В. П. (псевдоним Макар, 1878–1924) — член РСДРП с 1898 г., член ЦК с 1907 г. Принимал активное участие в революциях 1905 и 1917 гг. Член делегации по переговорам с Англией. С 1922 г. — председатель текстильного синдиката России.
По данным царской жандармерии, Ногин В. П. — уголовник, совершивший множество преступлений. Из мест заключения бежал за границу. Получал именную стипендию правительства Англии.
В киоске метро Ваха купил свежие газеты, а там по-ленински, «паки-паки», ругают чеченцев — сплошь бандиты, воры, враги «демократической России». То же самое в телевизоре.
Оказывается, все беды России из-за чеченцев. Вдобавок в его номер, наверное, он дверь не запер, без стука вошли милиционеры. Его удостоверение несколько сбило их пыл. Его самого не обыскивали, а вот в ванной, в сумке и почему-то под подушкой что-то искали. Напоследок как-то обиженно заявили — их труд надо бы вознаградить: внеурочно, рано подняли, а у них выходной, на что Мастаев предложил назвать происходящее коммунистическим субботником. Его обозвали дурачком.
Все это было бы совсем печально, да в жизни всегда есть просвет: после обеда он видел сына. Вот где Ленина не чтят: по одежке встретили. Ну а когда он щедро раскошелился, бывшая жена и ее родители вовсе стали по-иному на него смотреть, не только позволили, но даже настояли, чтобы Ваха погулял с сыном. Вот когда Мастаев был счастлив! И если бы вечером он смог бы так же погулять еще и с Марией. Да вот Виктория Оттовна подошла к телефону, вновь долго расспрашивала о Грозном, об их «Образцовом доме», о Баппе, а вот дочь не позвала — занята.
— Ее муж, Альберт Бааев, должен позвонить.
— Да пошла ты вместе с Бааевым, — бросил Мастаев трубку.
Поздно вечером он добрался до гостиницы. То, что где-то на юге России разгорается конфликт, — будто не в этой стране: первый этаж огромной гостиницы, что носит название государства, — сплошь рестораны, и везде музыка, дорогие машины, даже поужинать места нет. И что самое обидное, даже парадоксальное — тут же встречаются молодые, развязные чеченцы — им хоть бы хны, даже навеселе.
— Вас просили позвонить, — дежурная на этаже передала Мастаеву записку.
— Он знал, что это может быть только Кнышев. Однако звонить не стал, усталый лег спать, и звонок, приятный, красивый женский голос:
— С вами будет говорить советник президента России, — долгая, очень долгая пауза, и вновь тот же женский голос: — Митрофан Аполлонович не может подойти к аппарату, занят. Просили передать — завтра в шесть утра вас будет ждать машина у гостиницы. Вместе с Кнышевым вы вылетаете в Моздок.
После этого Мастаев просто не мог заснуть. Он пытался думать — может ли он позвонить Кнышеву? И как он ни думал, как он ни мучился, а почему-то при всех противоречиях, даже некой враждебности к Кнышеву, все же Митрофан Аполлонович — где-то свой, и иного, по крайней мере не только у Мастаева, но даже у президента Чечни нет.
Так и не определившись в этих терзаниях, Ваха все же заснул и проспал бы все, да дежурная по этажу в пять утра позвонила, а потом и стучала в дверь, вежливо напоминая, — ждет.